Но в родных городах
под шелками музейных знамен
к нам летят сквозь года
эскадрильи крылатых имен.
Кронид Обойщиков
«Маленькие» - так на фронтах Великой Отечественной войны между собой лётчики называли истребителей.
- «Маленький», прикрой, атакуют! – сколько слышал этот призыв лётчик-истребитель Кирилл Евстигнеев? Сто? Двести? Триста? И каждый раз, услышав просьбу, лётчик бросался на выручку.
26 марта 1945 года Кирилл Евстигнеев провёл последний бои й сбил последний по своему личному боевому счету пятьдесят шестой самолет врага.
А ЭТО КТО?
Как-то проходя днём мимо самолёта в сквере «Крылья Победы», услышала примечательный разговор. В сквере гулял пожилой мужчина с двумя внуками. Младший, лет шести, обходя мимо бюста дважды Героя Советского Союза Кирилла Алексеевича Евстигнеева, вдруг задал деду вопрос:
- А кто этот дядя? Почему ему памятник? Почему он больше, чем другие?
Юный черногорец показал на восемь других бюстов, установленных в сквере в честь героев войны.
Дед попытался ответить, мол, это лётчик, воевал в Великую Отечественную войну… А почему памятник больше, чем другим – а бог его знает.
Второй внук, подросток лет 12, решил прояснить:
- Так у него две звёздочки, а у остальных по одной. Начальник какой-то, потому и памятник большой.
Что верно, то верно – золотых звёзд Героя у Кирилла Евстигнеева было две, а вот начальником он стал гораздо позже, уже после войны.
ЗНАЕТЕ, КАКИМ ОНА ПАРНЕМ БЫЛ!
Читая книги, документальные материалы о военном прошлом нашей страны, несколько раз встречалось упоминание о Кирилле Евстигнееве, и каждое из них было примерно в таком ключе: отзывчивый, умный, скромный и очень надёжный человек.
«Характер Евстигнеева исключительный для военного летчика, а тем более для летчика-истребителя. Честолюбие в какой-либо форме, начётистость, самолюбование были ему абсолютно чужды, жизненно неинтересны. Восторженное внимание посторонних было для него явно обременительно. О своих победах он рассказывал, лишь обсуждая ход воздушного боя с людьми, которым очень доверял, или с теми, для кого считал это полезным и необходимым. И тогда повествование его было очень личным, ярким. Он словно еще раз анализировал правильность своих действий, вместе с собеседником искал и находил ошибки. Скромный по натуре, предельно сдержанный, Евстигнеев становился оживлен и по-гусарски весел лишь в кругу друзей-ветеранов, однополчан, летчиков…» Так писал о лётчике историк авиации Николай Бодрихин.
на фото: Иван Кожедуб и Кирилл Евстигнеев, 1945 год
Трижды Герой Советского Союза, лётчик-истребитель Иван Кожедуб в своих воспоминаниях говорит: «Нравится мне Кирилл Евстигнеев из первой эскадрильи. Он серьезнее, собраннее других. У него хорошее русское лицо, открытый взгляд: он худощав, но силен. Кирилл впечатлителен, но выдержка у него завидная: если он чем-нибудь взволнован, крепко стиснет зубы и только желваки двигаются на скулах. У него, как мы увидели потом, отличная техника пилотирования. Командиры часто ставят его в пример, но он не важничает, не зазнается. Он горячо любит летное дело и ненавидит врага».
НЕПРОСТАЯ ДОРОГА
Жизнь Кирилла Евстигнеева нельзя назвать простой. Родился он в Курганской области в многодетной семье в 1917 году. Был обычным пацаном, учился в школе, играл на улице. После была учёба в школе фабрично-заводского ученичества, затем работа токарем на Челябинском тракторном заводе.
на фото: Челябинск, 1936 год
Одновременно с этим Кирилл учился в аэроклубе. В то время это было очень распространённое увлечение среди советской молодёжи. Впрочем, слово увлечение не совсем подходит – это была задача, которую поставили перед молодёжью страны власти.
Герой Советского Союза, лётчик-штурмовик Василий Емельяненко в своей книге «ИЛ-2 атакует. Огненное небо» вспоминает, что в 1932 году появился призыв Осоавиахима: «Дадим стране 150000 лётчиков!»
«В первый период существования аэроклубов учлётам бывало несладко. То начальник цеха не переведет в ночную смену парня или девушку, чтобы с утра тем на полеты успеть, а то мастер на заводе задержит – нужно гнать план… Но план был не только на предприятиях: его устанавливали и аэроклубам. «Дать стране 150 тысяч летчиков!» – такой был призыв. И около 200 аэроклубов готовили летчиков из числа комсомольцев – рабочей молодежи, колхозников и учащихся – подлинных энтузиастов летного дела".
Кирилл Евстигнеев учился в аэроклубе и одновременно работал на заводе. После смены – на аэродром. Напряжение было серьёзное. Но в конце концов успешно закончил учебную программу. Затем армия, место службы – Дальний восток, Бирмская авиаремонтная база, где новобранец стал работать по профессии – токарем. Через полтора года новое назначение - Бирмская военная авиационная школа лётчиков.
С той поры Кирилл Евстигнеев уже никогда не изменял выбранной профессии военного лётчика.
ОГНЕННОЕ ВРЕМЯ
И вот 22 июня 1941 года. Германия вероломно напала на Советский Союза. Гремят взрывы, самолёты противника бомбят мирные города, инструкторы Бирмской школы, как и миллионы советских людей, взволнованы – надо бить врага!
- Нас пугало, что мы можем опоздать на фронт, и всё трудное и героическое там закончится без нашего участия, - пишет в своих воспоминаниях Кирилл Евстигнеев. - И вот утром 23 июня полетели рапорты с просьбой отправить нас в действующие части ВВС. Ответ не задержался. Он лаконичен и предельно ясен: «Командование волю партии знает. Для Родины сейчас, как никогда, нужны авиационные кадры – грамотные, обученные, смелые, преданные воздушные бойцы. Успехов вам в их подготовке. Вы – кузнецы летных кадров…»
ПОЛЁТЫ НАД ЧЕРНОГОРСКОМ
Как бы не рвались Кирилл и его друзья в бой, но приказ был однозначный – фронту нужны лётчики. Вы инструкторы – готовьте пополнение!
на фото: лётчик-инструктор Бирмской авиашколы, 1942 год
К лету 1942 года было принято решение перебазировать Бирмскую авиационную школу подальше на запад, всё же рядом Япония, как знать – может, сегодня-завтра и она начнёт активные боевые действия. Так Евстигнеев вместе с другими бирмчанами оказались в Черногорске. Ведь именно здесь было решено устроить базу школы.
Надо сказать, в своих воспоминаниях Кирилл Алексеевич про сам город ничего не пишет. Только упоминает, что инструкторы, курсанты помогали Хакасской автономной области в уборке урожая, других делах.
Но главное – учёба и полёты. Условия, в которых работали лётчики, были непростые. Как писал Кирилл Алексеевич: «Трещали морозы – более 45 градусов! Стужа доставляла нам немало хлопот: теплого обмундирования мы не имели, кабина самолета не обогревалась, поэтому летали в полушубках и валенках, которые нам выдавали по одной паре на летную группу. Мы надевали их прямо на старте перед вылетом.
В открытой кабине набегающий поток воздуха обжигал лицо. От пронизывающего ледяного ветра, казалось, расколется голова, и это несмотря на меховой шлемофон, маску на кротовом меху, укрывающую лицо, и защитные очки».
Этот фрагмент относится к событиям на Дальнем Востоке, но и в Хакасии было не легче – морозы у нас тоже сильные, а обмундирование, самолёты оставались прежними.
Как-то на учениях Евстигнеева попросили устроить показательный полёт с бомбометанием по цели. Приказано – сделано, и Кирилл настолько вошёл в азарт, что атаки становились всё рискованнее, в итоге командир эскадрильи приказал прекратить полёт и устроил выволочку молодому лётчику за нарушение регламента:
– Товарищ командир! Я видел перед собой реального противника, а не белое полотнище. Не «висеть» же над ним, не ждать, когда меня «снимут» зенитки…, - ответил на обвинение Кирилл Евстигнеев.
– Нет! Ты его должен уничтожить, его – не себя! – парировал комэск. – Однако не надо забывать, где находишься. И не забываться… Не хватало еще, чтобы очередью из пулемета полыхнул! Итак, действия Евстигнеева не заслуживают положительной оценки: атаки просто хулиганские – струей винта срывало полотнище с креплений…
Позже, уже на фронте, Кирилл не раз добрым словом вспомнит свой инструкторский опыт и выволочки командиров:
- Инструкторская работа в прошлом – хорошая школа не только техники пилотирования. Это – и сознание полезности и необходимости всякого положения, когда надо, всякого терпения, - скажет он.
НА ФРОНТЕ
Наконец, в 1943 ему с ещё тремя инструкторами школы удалось получить направление на фронт. Снова учебная часть, переучивание на Ла-5, и в бой.
Читая воспоминания Кирилла Алексеевича, поражаешься и удивляешься этому человеку. С одной стороны, довольно скромный, спокойный парень, а с другой, когда надо, мог проявить такое непокорство, что диву даёшься!
Первым ведущим Кирилла стал опытный лётчик, ветеран боёв в небе Испании, начавший воевать с первых дней Великой Отечественной. Молодой пилот с восхищением смотрел на мастера воздушного боя, до первого вылета… После того, как тот чуть не угробил своего ведомого странными маневрами и неразумными приказами.
Приземлившись, Кирилл Евстигнеев заявил командиру полка:
– Товарищ командир, я летать с лейтенантом не буду! С кем угодно, но только не с ним…
– Это еще что за строптивость? – возмутился Солдатенко (Игнатий Солдатенко был командиром истребительно-авиационного полка № 240 - прим.автора). – Почему вы с ним не будете летать?!
Я молчал. Он повторил свой вопрос.
– Я сказал все. И убедительно прошу удовлетворить просьбу. – Мой ответ звучал твердо.
Игнатия Солдатенко в полку любили – умный, строгий, но очень справедливый командир. И хотя заявление молодого лётчика было если не уникальным, то уж точно крайне редким в военную пору, удовлетворил желание. Больше Евстигнеев с этим ведущим не летал. А вскоре выяснилось, что лейтенант оказался изменником Родины.
«В нашем полку он пытался вести подрывную работу, еще более решительно старался действовать в воздухе. Оперативная пауза, что наступила на фронте в то время, оказалась ему не на руку. Он явно спешил. А положение в 1943 году было уже отнюдь не таким, как в 41-м. Гитлеровская разведка явно не успевала за менявшейся ситуацией. Предатель был разоблачен и понес заслуженную кару», - пишет Кирилл Евстигнеев.
Первый боевой вылет у лётчика состоялся 19 марта 1943 года. Главное, о чём думал Кирилл Алексеевич, – не оробеть! Не подвести друзей. После боя он скажет:
«И мне впервые пришла в голову немудреная мысль: а ведь привыкнешь к войне, как привыкаешь ко всему жестокому, но необходимому – вот и тяжелое нервное напряжение первого вылета исчезло…»
Несколько дней непогоды и вот второй боевой вылет – 28 марта. Небо чистое, настроение отличное. А вскоре после вылета – испытание. Навстречу идут фашистские самолёты. В одиночку молодой лётчик атаковал девятку Ю-88 и сбил одного из них. Только отвернул от «юнкерсов» - как атака истребителей, четвёрка Ме-109. Ловким маневром Кирилл ушёл с линии огня и в упор расстрелял «мессер».
Случай, когда в одном бою лётчик сбивает две машины, не уникальный, но редкий. Позже в копилке Евстигнеева будет день, когда он собьёт в одном бою три немецких самолёта. И всё это за короткое время, ведь полётное время истребителя порядка часа, на большее бензина не хватит.
на фото: Не один, а два сбитых самолёта! Кирилл Евстигнеев рассказывает о боевом вылете Ивану Кожедубу
Разное было в военной жизни Кирилла Алексеевича. Однажды, во время атаки на немецкий самолёт, на него рухнул с высоты наш истребитель и повредил «лавочкин».
«Нужно покидать самолёт, но уже поздно – слишком мала высота, парашют не успеет раскрыться. Выхватываю машину из пикирования почти у самой земли и ищу место для посадки. Впереди – траншеи. Успеваю уклониться чуть-чуть вправо, касаюсь фюзеляжем земли, но все-таки попадаю радиатором в один из окопов: толчок – и меня по инерции бросает вперед, а я упираюсь ногами в педали, левой рукой закрываю прицел, чтобы не размозжить о него голову. Раздался неприятный треск, фонарь кабины непроизвольно закрылся, и наступила тишина, только в ушах слегка гудело».
На этот раз обошлось. Самолёт повреждён, но лётчик цел. В другом бою так не повезло. Ла-5 подбит, управление невозможно, самолёт ушёл в пике, в довершение ко всему – пожар.
«В кабине уже полно дыма, и я начинаю задыхаться. Запахло паленым: пламя нестерпимо жжет лицо, открытую часть рук между перчатками и рукавами комбинезона. Я уже не могу определить, в каком положении самолет падает к земле и сколько до нее осталось – тысяча, триста метров?..» - вспоминает лётчик.
В конце концов удалось выпрыгнуть с парашютом: «Разодрав веки пальцами, скрюченными в сгоревшей коже перчаток, вижу, что высота еще порядочная. Левая сторона комбинезона горит, с земли тянутся цветные нити трассирующих пуль. Этого еще не хватало! В самолете не сгорел, так сейчас добьют…»
Но грамотным маневрированием стропами Евстигнееву удалось отвести парашют подальше от немцев и приземлиться рядом со своими. Лётчика спасли наши бойцы и отправили в полевой госпиталь. Там врач вынес суровый вердикт – ногу надо ампутировать. Евстигнеев наотрез отказался, как же он будет потом летать?! В другом госпитале врачи решили обойтись без хирургической операции, подлатали ногу. А на девятый день Кирилл сбежал из госпиталя. На костылях, с подвязанной одной ногой он пропрыгал 35 километров до родного полка!
- Мы были молоды, а потому счастливы. Даже тогда, в годину войны, когда, казалось, такому чувству не может быть и места в душе человека. Но разве не счастье вырулить на взлетную полосу, подняться в небо и выжать из первоклассной боевой машины и самого себя все, на что только способен!.. Я и сейчас помню обветренные от мороза, взволнованные лица моих боевых друзей. Какими красивыми были они в короткие предстартовые минуты! Многие из этих парней не доживут до победы, не увидят близких, любимых. Но кто думал тогда о смерти? Живые, мы думали о жизни…
С каким уважением и любовью Кирилл Алексеевич пишет о боевых друзьях! Далеко не каждый лётчик в своих воспоминаниях настолько благожелателен. У Евстигнеева же довольно мало о себе, зато много об однополчанах. О Кожедубе он говорит только в превосходной степени:
«Боевой путь Ивана Никитовича поразителен: 330 боевых вылетов, 120 воздушных боев – да еще каких! Всякое случалось – и битым бывал, но врагу не уступал. Преимущество гитлеровцев – качественное ли, количественное – никогда не останавливало его. Под градом пуль и снарядов врезался он в боевые порядки фашистов, нарушал огневое взаимодействие и бил врага. Нелегко это давалось, не раз приходилось смотреть смерти в глаза, но мужество, мастерство, умение приносили желанную победу. 62 самолета противника – два авиационных полка – уничтожил наш однополчанин Иван Кожедуб!»
И это при том, что буквально до последних дней войны в счёте сбитых самолётов лидером был Евстигнеев. Почему первым звезду Героя Советского Союза получил Иван Кожедуб и почему Евстигнееву не дали третью звезду Героя – сейчас сказать сложно. Хотя на его имя было четыре представления, но… Руководство решило иначе.
Впрочем, сам Кирилл Алексеевич, судя по всему, не особо огорчался этим фактом. «Когда нас поздравляли с наградами, я чувствовал себя немного неловко, ведь к боевым отличиям каждый относится по-разному. Как и многие, я жил сегодняшним днём, и получение ордена расценил как запрет на неудачное выполнение будущих заданий командования».
Для него на самом деле важнее было сбить больше самолётов противника, уничтожить его живую силу, чем получать награды и почести. Как-то ведомый заявил, мол, кажется, что они сбили самолёт противника. На что Евстигнеев ответил:
«А если «кажется», значит, надо забыть об этом – неуточненный факт.
Таков неписаный закон войны: если ты не уверен, что противник уничтожен, не преувеличивай его потери в своих докладах. Домыслы могут послужить срыву операции, ненужной гибели сотен и тысяч людей. А это самое главное на войне, так, во всяком случае, полагал я».
Показательно отношение лётчика к врагам. Нередко в мемуарной литературе приходилось встречать описание немцев как глупых, трусливых противников. Которые брали наглостью, нахрапом, числом, но не умением. И здесь снова у Евстигнеева своя точка зрения:
«Мысленно отмечаю: действия Me-109 разумны и точны. Четверка ходит ниже облачности, под самой кромкой, а пара – выше облаков. Воздушное пространство при таком боевом порядке просматривается полностью. Это, конечно, грамотно тактически, но не ново...»
«Мы с ходу бросаемся в атаку. Противник уже заметил нас. Его четверки одна за другой уходят вверх с разворотом вправо. Мысленно ставлю за этот маневр оценку «хорошо» – по старой инструкторской привычке».
И в этом тоже видны человеческие качества Евстигнеева.
на фото: Кирилл Евстигнеев у самолёта с надписью "Лаптем по фашистскому зверю"
КОМАНДИР
К слову сказать, один из его поступков, о котором он пишет юмористически, характеризует лётчика очень ярко.
Дело было уже в 1944 году в Румынии. Однажды на поселковой улице появилась удивительная процессия. Впереди шёл вдрызг пьяный местный священник в обнимку с изрядно выпившим механиком самолёта командира эскадрильи. За ними с псалмами, выписывая ногами зигзаги, топали ещё несколько служек. И всю эту сцену, остолбенев, наблюдал начальник политотдела дивизии. Скандал! Как так – механик комэска и в таком виде! В такой компании! Словом, для начала влетело Евстигнееву, затем пришла очередь механика. Последний, надо сказать, смог вывернуться из щекотливой ситуации:
- Вот пройдоха твой механик… (говорил потом начполит лётчику - прим. автора). И как ловко объясняет проступок: Патриарху Московскому и всея Руси Алексию орден, говорит, вручили за заслуги перед Отечеством, вот, мол, чарку и пропустил. А другую – против религии, одурманивающей народ. Тоже мне атеист…
Многие бы после такого случая перевели механика с понижением в должности и от греха подальше, но не Евстигнеев. До самого конца войны механик оставался ним.
«Испытав тяжкое бремя воздушных боев, я постоянно и внимательно следил за психофизическим состоянием своих пилотов. Самая большая опасность для бойца таится в безразличии к окружающему, в притуплении его реакции, воли. Бой с противником в таком состоянии заканчивается обычно трагически. И если я замечал у кого-либо из пилотов подобный душевный настрой, то с согласия командира полка направлял его на менее рискованное задание или просто оставлял на аэродроме. Так лучше всем: и сам не погибнет, и группу не подведет».
В своей книге воспоминаний «Крылатая гвардия» Кирилл Алексеевич немало внимания уделяет размышлениям о жизни, о ценных человеческих качествах. И акценты, которые он расставляет, как нельзя лучше характеризуют самого Евстигнеева.
«После встречи с парторгом полка Н. Беляевым я решаю идти в бой, как и мои друзья, только коммунистом. Это решение возникло у меня не сразу, не вдруг, оно стало результатом частых размышлений: достоин ли я принадлежать партии коммунистов, доказал ли это право в боях с фашистами? На эти вопросы я отвечал положительно и самокритично: да, у меня были и есть недостатки, но партия – это не организация избранных, не каста безупречных, а союз единомышленников; в боевых условиях беззаветно и храбро сражаться с фашистами – долг каждого советского гражданина, а для члена партии привилегия – идти в бой первым».
И коммунистом Евстигнеев был не ради каких-то привилегий, как и многие люди того времени, – это было по зову души.
Раздумывая, Кирилл Алексеевич напишет: «Война – это не просто такое состояние психики, когда люди только тем и занимаются, что уничтожают противоборствующую сторону, сметая все, что попадется на пути. Она имеет еще и другой, противоположный аспект – нас одолевала неистребимая тоска и грусть по родным и близким, оставшимся дома, вдалеке…»
Верность и честь – эти слова определяют сущность Евстигнеева. Характерный эпизод. Представьте, война, от надёжности самолёта напрямую зависит жизнь лётчика. Любимый же «лавочкин» Евстигнеева весь изранен. Как вспоминает Кирилл Алексеевич: «Окраска левого борта имела вид затейливого камуфляжа, на фоне которого четко выделялась черная цифра с красной окантовкой – «96». Командир полка спросил на всякий случай:
– Может, есть желание сменить самолет?
– Да вы что? Никогда! Раненого друга не бросают, – без малейшей рисовки и позы я отказался от такого предложения. – Мы оба в отметинах и рубцах. Будем и дальше воевать вместе».
ЗНАМЁНА В ЗАПАС НЕ УХОДЯТ
Рассказывать о подвигах, поступках, жизни Кирилла Евсигнеева можно долго – это была на самом деле богатая, насыщенная жизнь. При этом максимально честная по отношению к друзьям, врагам, себе. Не каждому дано быть настолько искренним в поступках.
Кирилл Алексеевич был человеком своего времени, когда слово «честь», быть может, и было не в ходу, но смысл его уже точно руководил молодёжью. Подозреваю, что поэтому-то и выстояли советские люди в Великую Отечественную войну. Смогли прийти в себя после первоначальной растерянности, гибели товарищей.
Помните, как у Высоцкого:
Кто-то встал в полный рост
и, отвесив поклон,
Принял пулю на вздохе.
Но на запад, на запад
ползёт батальон,
Чтобы солнце взошло
на востоке.
Несмотря на потери, горе, люди смогли собраться и перейти в наступление. И в первых рядах был Кирилл Евстигнеев.
«Готовность пойти на риск, готовность погибнуть ради товарища, друга, за Родину – это не просто красивые слова-лозунги. Они облиты кровью миллионов благородных сердец, которые перестали биться, чтобы стучали наши…» - говорит Кирилл Алексеевич. И в этих словах нет рисовки, это тихие размышления о жизни, об однополчанах, о всех советских людях, которые беззаветно служили Родине.
«Сейчас, когда я прихожу в Музей боевой славы Н-ского полка, где хранится знамя 178-го гвардейского, у меня появляется необычайное чувство: словно и нет тех почти сорока лет, что прошумели после войны. Это кумачовое полотнище целовали перед боем мои друзья, ныне здравствующие, умершие от фронтовых ран уже после Победы, и те, кто пал на полях сражений. Глядя на него, я, кажется, воочию вижу своих боевых товарищей.
Вот они, коленопреклоненные, перед святыней части… Амурчик – Амуров, Батя – Солдатенко. Вот братья Колесниковы, с их благородной местью фашизму. Рядом Федя Семенов, неудержимый, горячий в схватке с врагом и чуть флегматичный на земле. Дальше – скуластое смуглое лицо Мубаракшина, светлая улыбка Пантелеева, добродушный на земле и в воздухе Гомолко, сдержанный и полный печали встает Фраинт… Простые, открытые лица Гукалина, Артамонова; дорогое, по-братски неизгладимое Жигуленкова…
А дальше – тысячи и сотни тысяч пожилых и совсем юных, чистых и светлых, как утренняя роса, лиц, образов тех, кто не дожил, не долюбил, уйдя в вечность. Они погибли за Родину, за нас, ныне живущих под солнцем.
…Знамена в запас не уходят. Труд их вечен, как и дела людей».
Валентина КОРЗУНОВА,
фото автора и сайтов:
http://soviet-aces-1936-53.ru/
ПАМЯТЬ
В 2019 году благодаря настойчивой и активной работе министра культуры Хакасии и одновременно руководителя регионального отделения Всероссийского военно-исторического общества Светланы Окольниковой возле памятника Бирмской школе был установлен бюст Кирилла Евстигнеева.
СКАЗАНО!
Ветераны-качинцы рассказывают, что на одной из «тесных» встреч в Каче с трижды Героями Советского Союза А.И. Покрышкиным и И.Н. Кожедубом на вопрос о самом результативном советском лётчике Великой Отечественной войны оба маршала в один голос назвали имя К.А. Евстигнеева.