Яркий, не из ряда – это о художнике Игоре Сейфулине, благодаря которому о Черногорске узнали в стране и за рубежом.
Его не стало в октябре 2002-го, двадцать лет назад, ушёл в сорок два. Двадцать лет без него – Екатерина Сейфулина, жена, друг, да просто та, которая была с мужем, как сейчас говорят, на одной волне.
Она, как никто, знает, как рождались те самые полотна, перед которыми немели, удивлялись. Потому что они лёгкие и странные, фантасмагоричные, сказочные и до боли реальные. Они, однозначно, цепляют и навсегда остаются в душе.
А начиналось всё в тесной хрущёвке на улице Бограда, без всяких там мастерских для автора. Впрочем, вот он, наш разговор о художнике, муже… да и просто о жизни.
- Екатерина, как думаете, что бы сейчас, в наши непростые дни, появилось из-под кисти Игоря? Как бы он нарисовал это время?
- Такой сложный вопрос! Вряд ли могу что-то говорить от его имени, не стоит. Во время нашей юности, молодости были другие битвы, иные сценарии жизни. Представить себе не могу, что бы это были за полотна.
- Вам довелось жить с талантливым, незаурядным, человеком. Он оставил свой след в истории, причём очень яркий.
- Наша жизнь никогда не была простой и лёгкой. Жили сложно, проходили всё: и материальные трудности в тяжёлые годы, и нестабильность в те времена, когда она нужна была, как никогда, и беды со здоровьем. Мы чувствовали друг друга, старались просто жить, радоваться. Но в какие-то моменты случалось и непонимание. Игорь не был примитивным человеком, напротив, очень сложной, противоречивой личностью с необъятным, глубоким духовным наполнением, со своеобразным видением мира, жизни. Чтобы идти рядом с таким человеком, нужен был настрой. И он был! Мы венчаные, это мой единственный муж.
- С чего началось увлечение рисованием, Игорь рассказывал?
- С детской художественной школы. А после десятилетки он поступил в Красноярский пединститут на исторический факультет, в частности, изучал археологию, в то время наука о древности ему нравилась. В этом институте учился старший брат Игоря, и, будучи школьником, благодаря брату, он неоднократно участвовал в экспедициях. Познакомился там с историками, археологами, они вскоре стали нашими друзьями. Будущий ректор института, Николай Иванович Дроздов, преподаватели – такой был круг общения. Через какое-то время именно Дроздов устраивал Игорю персональные выставки в Красноярске.
Но институт он не окончил – это всё-таки было хоть и по душе, но несколько далёким. А его делом, он это чувствовал и знал, была живопись.
Вернулся из Красноярска в Черногорск и пустился в мир искусства, это было до нашей свадьбы. Коллектив в небольшой художественной мастерской подобрался горячий, творческий. Игорь работал вместе с другими художниками города, такими как Иосиф Черненко, Сергей Бескорсый, Валерий Сусин.
После свадьбы мы поселились в квартирке на улице Бограда, напротив Дворца пионеров. Какое-то время он работал там, вёл студию для ребят. Дети его обожали.
- Почему, как думаете?
- Он общался с ребятами как с равными собеседниками. Серьёзно беседовал, обсуждал с ними разные темы. И они, видимо, чувствовали, что в этом человеке нет фальши, что он хочет раскрыть перед ними мир искусства… И заодно – говорить о простом, обыденном, о том, что волновало ребячью братию. Которая, бывало, каждый день приносилась к нам домой толпами.
- Как вы познакомились?
- Можно сказать, вращались в кругах черногорской творческой интеллигенции. Моя мама, Ирина Семёновна Манькина, руководила в ДК «Луначарский» хореографическим коллективом. И я там занималась, а рядом в мастерской трудились художники, мы нередко встречались, беседовали. Они ходили к нам на концерты, на репетиции, вместе участвовали в самодеятельности, в смотрах.
- Что зацепило в нём, помните первое впечатление?
- Да, конечно. Игорь вдруг стал читать Блока на память, а Блок – один из моих любимых поэтов. Это меня удивило до крайности, я слушала и с каждой строчкой всё чётче осознавала, что этот человек не похож на других.
- Как о работах Игоря отзывались специалисты – о стиле, о почерке? Что говорили? И как он сам это определял?
- Он определял по-разному. А когда его просили объяснить, что изображено на картине, какие вложены мысли, когда спорили у холстов, он говорил: «В живописи ничего не нужно объяснять, работает лишь одно правило: нравится или нет».
- Это ведь были большие полотна. Любил размахнуться?
- Да, и это была моя беда! Он рисовал в нашей маленькой квартире, чего стоило установить холст на подрамнике… Но он никогда не реагировал на мои слова о размерах картин, делал то, что подсказывало что-то внутри него.
Кстати, сейчас бы организовывала выставки чаще, но размер работ создаёт затруднения.
- Когда он начинал картину, знал, какую идею задумал воплотить, или она рождалась по ходу работы? Честно говоря, представить сложно…
- И мне непросто было представить, что внутри человека, какие мысли, эмоции им управляют. Я иногда вообще не могла понять, что это будет. А холст постепенно заполнялся и появлялось очередное чудо.
- Во время работы нужно было не мешать, или можно было сказать: «Пойдём, борщ поедим, чай попьём».
- Это как угадаешь. Сказать-то можно было, а ответить мог по-разному!
- Он был немногословным, жёстким, добрым, - каким?
- Разным и совершенно непредсказуемым.
- Что читал?
- Много интересного, был избирательным. С удовольствием снова и снова возвращался к дневнику Сальвадора Дали, у нас было много книг по живописи. Фантастику, в отличие от меня, не любил, но несколько книг, помню, понравились.
- Какие картины он сам оценивал, как хорошие?
- Сначала преобладал один стиль, но вскоре почерк поменялся, он стал писать по-другому. Были, к примеру, полотна «Африка», как выражение светлых положительных эмоций, чего-то прекрасного, они ему нравились. Много было хороших, вызывающих сильные эмоции полотен.
- Волею судьбы Игорь рос в Черногорске, где не блещет архитектура, нет ничего особо выдающегося, что цепляло бы художника. Чем же вдохновлялся автор, чем зажигался?
- Совершенно определённо, точно скажу об этом. Часто бывал на природе. Мы вместе устраивали вылазки в разные уголки Хакасии, иногда он отправлялся куда-нибудь один, пешком. Очень любил Оглахты, Салбыкский курган, Енисей. Мог присесть и наблюдать за небом, за его красками. Постоянно обращал моё внимание: «Посмотри, какое облако, обрати внимание, сколько цветов в той туче». Он видел больше, чем мы.
Я на что-то не обратила бы внимание, а он показывал: «Там ведь не просто голубой цвет, он переходит в розовый, в лиловый, а какие полутона!»
С друзьями тащил меня в горы, хоть я и боялась высоты: «Пойдём, поднимемся выше, там такая красота, там орлы!»
- Игорь рисовал с натуры, или это было для него слишком просто?
- Он делал зарисовки с натуры, любил этим заниматься. А полотна завершал дома на холсте.
- У произведений Игоря очень много смыслов, какие-то из них неоднозначные. Пытались спорить, в чём-то поправлять?
- Я вообще-то по натуре – критик и ворчун. Иной раз, конечно, пыталась спорить, но он всегда оказывался прав! Мог объяснить, подсказать, направить ход мысли в нужное русло. Мы много говорили об искусстве – это была наша жизнь.
Иногда он соглашался что-то изменить: «Да, пожалуй, это так». А иногда – не уступал ни в коем случае.
- Полотна, по большей части, у Игоря позитивные, так ведь?
- Да, у него практически нет мрачных тем. Делал красоту. Силу и мощь, то, что поражало, заставляло останавливаться надолго, всматриваться в детали.
Случались творческие «дачи» в живописных местах – там встречались художники. Однажды на такой даче сделал несколько работ, и они были отобраны на международную выставку.
Об Игоре начала писать центральная пресса, его работы отмечал космонавт Леонов.
- Кроме картин Игорь как-то выражал себя? К примеру, украшал ли как-то квартиру?
- Вот эта мебель – дело его рук. Сам делал. Расстаться с ней не могу – память!
Он ещё и прекрасно пел, обладал роскошным баритоном. Отлично готовил. Мог сделать мясо, испечь пирог. Помню, в пирог с облепихой добавил что-то оригинальное, мне не понравилось! А вообще всё у него получалось мастерски, вкусно.
- Оригинальности было не занимать, даже в кулинарии!
- Да, у него всё было не просто так. К слову, он прекрасно умел шить. Брал кусок ткани, без выкроек, на глаз, вырезал будущее изделие, садился за машинку и вскоре радовал обновками.
И стихи писал. И фотографии делал, это было одним из любимых увлечений. Но в большей степени проявлял себя талант художника.
- Вы обмолвились, что иной раз в отношениях летели искры.
- А как же, если мастерская – в квартире? Иной раз приду с работы уставшая, а там - полный погром, то есть творческий беспорядок. Повсюду краски; полотенца, постельное бельё - в красках!
Глава города Владимир Сорокин выделил ему помещение, он перешёл было туда работать, но тогда уже заболел и практически не пришлось воспользоваться такой возможностью.
Спасибо, что дали вот эту квартиру из четырёх комнат, как члену союза художников России.
- Игорь ведь внёс лепту и в оформление черногорского храма.
- Да, работал в коллективе художников – они расписывали стены, Игорь писал икону. И это было прочувствовано, человек пришёл к вере, к тому, что в этот период выходило из-под пера. Соблюдал православные каноны. А для Усть-Абаканского храма написал практически все иконы.
- Расскажите о себе, в чём нашли себя, кроме как поддерживать художника?
- Училась в политехническом институте Томска, осваивала прикладную математику, после работала по специальности. Начинала на КСК в отделе автоматизированных систем управления, позже трудилась в коллективе СУЭК программистом.
- Игорь успевал уделять время сыновьям?
- У сыновей разница в возрасте 12 лет, он очень много с ними занимался. Стремился научить тому, что сам умеет – они вместе рисовали, лепили, он делал костюмы на Новый год. Чуть подросли – брали парней в походы.
И к старшему поколению семьи у Игоря было трепетное отношение. Мы любили бывать у его родителей, мама стряпала пирожки, беляши тазиками. Тогда ведь всё готовили дома. У Игоря мама русская, отец татарин, семья крепкая, интеллигентная. У меня с ними и мельчайших трений никогда не было. Мама Игоря жива, общаемся, многое вспоминаем. Как, к примеру, на нашу свадьбу напекли штук восемь разных тортов. У них дома, в весёлом кругу, среди друзей, и отпраздновали событие.
А однажды, помню, позвонили друзья сообщить, что к вам, мол, направляется автобус с иностранными студентами и с профессором, которые желают познакомиться с Сейфулиным. Мы с Игорем переглянулись: «Что будем делать?»
Он предложил: «Бежим к бабушке!» Там тоже была выделена комнатка, чтобы Игорь рисовал, там можно было принять гостей во дворе. Ну не в хрущёвке же!
- Возникают мысли, вот поговорить бы с Игорем о том, о другом?..
- Конечно!
- О чём?
- Обо всём, как это бывает с настоящей своей половинкой.
- Если бы представилась возможность, куда бы отправились в дорогу, где бы хотелось с ним побывать?
- Где угодно! Суть не в месте, а чтобы с ним вместе!
- Какова судьба картин?
- Часть храню у себя, они и в отдельной комнате, и повсюду на стенах. Часть продали в тяжёлые годы. Те, что есть, хотелось бы ещё выставлять, показывать людям.
- Чего, на ваш взгляд, в картинах больше – абстракции, космоса, фантастики, стиля Дали?
- Абстракции в них мало, определённое влияние Дали есть. Но лишь в начале творческого пути! Игорь взрослел, всё менялось. В последние годы много внимания уделял написанию простых пейзажей, натюрмортов, икон.
- Болезнь меняет человека…
- Он мужественно переносил страдания, я не ожидала, что это будет настолько стоически. Ведь остаться без ноги – не только физический, ещё и психологический надлом. А он перенёс это спокойно, воспринял, как есть. Может быть, придала сил вера в Бога.
- О судьбе картин давал наставления?
- Да, пояснял, что вот эта – хорошая работа, эта закончена, та полностью готова, хоть и без рамы…
- Были люди, к которым он прислушивался?
- Общался со многими, друзей было море, но сказать, чтобы к кому-то прислушивался, чтобы кто-то на него мог повлиять в творчестве – вряд ли.
- Бывает, врежется в память что-то смешное…
- Удалось с помощью спонсоров организовать выставку в Москве, в Доме журналистов. Когда упаковывали картины, чтобы отправить их домой, в Хакасию, кто-то из художников рассказал, что услышал монолог уборщицы. Она сетовала, что в зале всегда чисто, а вот возле этой картины (возле полотна Игоря) – всегда натоптано, много следов.
Такая вот была непредвзятая и неожиданная оценка труда художника. Мы долго смеялись по этому поводу. И желали Игорю больше таких картин, возле которых будет много-много следов.
Марина КРЕМЛЯКОВА, фото из архива
Екатерины Сейфулиной
«ЧР» № 80 от 20 октября 2022 г.