Нине Георгиевне Кабаковой недавно исполнилось восемьдесят. В её домике на улице Садовой глаз радует всё: яркие ворота, разноцветный палисадник, а в гостиной - плед, густо усыпанный цветами.
Как многие, страсть любит «зацепиться языками», вдоволь наговориться с соседками, подружками – ровесницами, обсудить с ними всё на свете и даже больше . И радуется, что вырастила хороших, надёжных детей. Сегодня за ними – как за каменной стеной.
Рождённая в сороковом, она была самой младшей из семи детей в простой работящей семье. Удивляется, как изменилась жизнь с тех пор, как себя помнит, за считанные десятки лет.
- Мама и папа были отличными людьми, в любви жили. Но не знали ни одной буквы – вот так. Были неграмотными. Нас учиться отдали, но кто-то окончил три, другой – четыре, я – семь классов. После отправилась в вечернюю школу, однако через полгода на обучении поставили крест. Не знаю, почему. Родители точно этот процесс не особо контролировали, наверное, сочли семилетку достаточной.
Что помню из самого раннего, босоногого? Лет пять мне было, когда папа из Германии прислал посылку. Открыли, а там в числе других совершенно непонятных для меня вещей - розовое платье.
- Как тот аленький цветочек из сказки!
- Точно. Какие там у нас были платья в глуши, в селе? Так, выцветшие, шитые-перешитые обноски. А тут – такое чудо. Вот и врезалось в память. Жили в посёлке Коммунар Ширинского района, зимой – снега по шею, летом – босоногие игры с девчонками – не загонишь.
Но мама говорила: «Сначала грядки прополи, потом уж гони на все четыре стороны!»
Уж не помню, со скольки лет… Точнее, сколько себя помню, столько и участвовала в посадке картошки. Сначала на одной горе её садили, потом на другой, третьей. Ни рук, ни ног не чуешь, когда вернёшься домой. А пройдёт чуток времени – эти же поля полоть, окучивать добирались. Это я сейчас понимаю: картошка была чем-то вроде пропуска в жизнь. Уродилась – не помрём. Тем более тайга под боком, с грибами, ягодами. Мама, как приходил срок или по своим особенным приметам, говорила: «Завтра по грибы – туманы густые, грибные ложатся». Будила часов в пять – и в путь, с лукошками да разными туесками. Даст краюшку хлеба, кусочек сахара – и будь здоров.
Ягоду, кстати, всё больше сушили – сахара не было варенье заготавливать. А бруснику заливали водой и хранили в погребе в кадке.
Папа, Егор Борисович, прошёл всю войну. Призвали в 41-м, вернулся в октябре 45-го, израненный. Точнее, два ранения было, но каких! С одним из них в 43-м даже отправили восстановиться домой. Пробыл здесь, правда, недолго, снова призвали – время было самое напряжённое, воевать нужно было, не на печке сидеть.
Дочь нашла его военную биографию в интернете. Был на первом и втором Белорусском. Дошёл до Германии. За отличные военные действия есть благодарности и награды. Мы этими наградами с ребятишками играли. А чем ещё? Блестящие, красивые! Так и «заиграли», во многих семьях похожая ситуация. Не до любования наградами было. Отец, вернувшись с фронта, не мог руки поднять из-за ранения. А работать надо было. Мама ему год их парила в отваре сена с отрубями и какими-то травами. Чудо, но ему стало легче. Даже на покос вместе со всеми ездил. Правда, литовку (косу) ему к руке и к телу особенным образом привязывали. Умудрялся не отставать от других! На войне – как на войне!
- Каким было ваше первое рабочее место?
- Устроилась на Коммунаровский золотодобывающий рудник (он и сейчас действует) в 17 лет. Проще говоря, очищала дорогу от породы, от валунов, чтобы по ней могла проходить техника. «Тренировка» на картофельных полях ого как пригодилась. После около восьми лет на обогатительной фабрике работала. Сказать, что было тяжело, – ничего не сказать. Тогда себе пообещала, что когда родятся свои дети, всё сделаю, чтобы они учились и не знали, что такое тяжёлый, изматывающий труд.
Однако в то время многие работали именно так, это было в порядке вещей. Ещё и на танцы бегали, и влюблялись, а как же?
На танцплощадке с будущим мужем, моряком Александром познакомилась. Девчонки, помню, подначивали, когда белый танец объявили: «Иди-иди, пригласи!»
Пригласила, он танцевал чудно, а я – еле-еле, да ещё от смущения ноги ватными стали…
Пошёл провожать, и закрутились встречи. Никто не догадывался, мама ничего не знала. А он вдруг замуж позвал. Вот задача-то была, как дома об этом сказать. Только вот Саша – парень напористый, сватов заслал.
Помню, пришли и к маме: «У вас тут тёлочка продаётся?»
Мама растерялась: «У нас вон бычок в стойле, не продаём!»
Сваты объяснили, что к чему, мол, Александру ваша Нинка приглянулась. А та Нинка в форточку за происходящим наблюдала, хорошо, не вывалилась под ноги честным гостям!
Свадьбу сыграли, с картошкой-мартошкой на столах, хотя мама всё отговаривала: отца в этом году похоронили, всего 50 лет прожил. Ведь чуть подлечился после фронта – на шахту пошёл работать.
- У вас тоже семья получилась многодетной.
- Да, троих ребятишек поднимали, Иру, Люду, Серёжу.
Везу на санках по морозу старшую, младшая – на руках. Санки, чуть замешкаешься, перевернутся…
- Из снегов занесло вас в жаркий Узбекистан, и это было характерно для страны Советов. Кто-то по направлению на юга отправлялся, другие на север путь держали, счастье искать.
- Да, нам пришёл запрос с золотодобывающего предприятия в Узбекистане, и муж, имевший хорошую практику, вплоть до начальника участка в Коммунаре, отправился в разведку. А вскоре перевёз и нас в арендованный на две семьи дом. Утром просыпаюсь – под окном ишак кричит. Я – в слёзы. Наверное, с год глаза на мокром месте были, так тосковала по Коммунару.
А городок, в котором жили, оказался чистым, зелёным, аллеи – в розах, да ещё квартиру трёхкомнатную дали как ценным специалистам. Муж посоветовал, когда к нему в Ангрен собиралась, картошки захватить, мол, здесь это будет невидаль, потому что местная – безвкусная, как стеклянная. Я так и сделала, привезла в ящиках из-под взрывчатки, на вырученные деньги необходимое в квартиру приобрели.
Прижились, муж узбекский выучил, чтобы на работе проще было с людьми общаться. Дочери в школе учились, сын там родился.
Закончилось жаркое счастье вместе с перестройкой, когда республики забурлили. Мы собрали вещи – и в Черногорск. А скучаю по сей день, нет, не по Узбекистану, а по родному Коммунару. Душа туда рвётся, летит, вот что значит Родина. Езжу, а как же, к родственникам и на могилы родителей.
О маме вот что вспоминается. Накануне 70-летия поинтересовались у неё, холодильник подарить или телевизор? Выбрала ТВ. А через некоторое время отдала его «куда хотите!». Мол, что ж это за безобразия показывают, особенно между двумя людьми, чего никто видеть не должен? Забирайте, не надо мне!
Со стиральной машинкой тоже битва была. Предлагали купить – «Нет! Там всё линяет!»
Бывало, приедем - на кухне шайка, доска стиральная – лучше любых машинок.
- Редко, в какой семье удаётся тихо и гладко всю жизнь прожить…
- И на меня горе свалилось – ушёл из семьи муж мой, моряк, язви его так! Говорят, в разлуке всегда виноваты оба. Так и есть. Но очень больно было, и по сей день обида из сердца не ушла.
Нина Георгиевна вдруг сочно, громко затянула:
«Домик стоит над рекою,
Близко у самой реки.
Парень девчонку целует,
Просит он правой руки.
Верила, верила, верю,
Верила, верила я,
Но никому не поверю,
Что он разлюбит меня».
И тут же грусть-тоска сменилась новым воспоминанием:
- В школе училась, дали задание выучить песню. Я – к бабушке, весь вечер с ней разучивали вот что:
«По карманам ветер
дует,
Кошелёк пустой
гремит.
А мой милый не робеет,
За решёточкой сидит.
Ноги босы, тело грязно,
Рубашонка как смола.
Ах, бессовестна
девчонка,
До чего ж ты довела.
До позора до такого,
до окружного суда.
Ох вы судьи, мои судьи,
За что судите меня?
Человека не ограбил,
Головы я с плеч не снял,
Разбессовестну
девчонку
Сволочушкою назвал».
В школе влепили «двойку». Я – к бабушке: как же так?
Она вспылила: «Это разве училка? Песня-то жизненная!»
Жизненная – чистая правда. Как и то, что сидевших, ссыльных в Сибири много было, их культура, куда денешься, «шла в массы», это правда.
Нина Георгиевна для встречи с корреспондентом, как водится, приготовила самое дорогое: фотографии детей и всё, что осталось от отца, любимого папки. Настоящие реликвии – книжка красноармейца, с соответствующими записями, вплоть до количества выданной одежды, и кожаная сумочка формата кошелька, в которой эта самая книжка хранилась и маленькие фотографии детей. Как знать, может, они и спасли фронтовика от лютой смерти, эти семь душ, уместившиеся на фотобумаге в плотный кошель? Нина Георгиевна тихо кивает: «Да, спасли…»
Таких вот простых семей – тысячи. И в каждой – отражение общей нашей истории, наших бед и радостей. Наших побед. Ещё в третьем поколении люди были безграмотными, а сегодня у всех молодых – высшее образование, хорошая работа. Быт был – вода с речки, теперь она течёт из крана, и с электроотоплением зимой никаких проблем. «Хочу, чтобы внуки и правнуки жили счастливо, были добрыми», - прощается Нина Георгиевна. Пусть. Ради того и живём!
Марина КРЕМЛЯКОВА, фото автора. «ЧР» №48 от 30 июня 2020 г.