Рассказывали: когда хирург Валько после операций входит в палаты к пациентам, то общается, будто знает их давным-давно. Лёгкая улыбка, открытый внимательный взгляд, негромкий голос, простые фразы, вопросы. Иногда – сочувственный тон, порой - шутка к месту. И будто бы становится легче.
Сегодня Дмитрий Валентинович – наш гость, который согласился поведать, а как у него, доктора, самочувствие, как живётся и работается.
В гаражи?
В кулинарию?
- От слова «хирургия» становится не по себе, понимаешь, что предстоит иметь дело с чем-то жёстким и оч-чень серьёзным. Ваш бывший пациент делился: когда его срочно доставили на четвёртый этаж, где расположены операционные, когда раздели и повезли на каталке в нестерпимо яркий свет, у него в голове пронеслось: «Неужели всё? Так мало было отпущено драгоценных дней? Это конец?» А когда очнулся и увидел ваше лицо, выдохнул: «Спасибо! Я живой». Что ни говори, профессия хирурга стоит особняком, по крайней мере, на взгляд обывателя. А когда у вас появилась идея окунуться в медицину?
- Пожалуй, ещё в школе, в старших классах. Человек, благодаря которому я ступил на эту дорожку, – доктор медицинских наук, профессор Института медицинских проблем Севера РАМН Валерий Олегович Тимошенко. Известная личность не только в Сибири, имеет высшую категорию по эндоскопии с девяностых. У него колоссальный опыт и практикующего доктора, и преподавателя, а также непоколебимый авторитет, за плечами – стажировки не только в России, а в Германии, в Японии. Он состоит в Европейском обществе эндоскопической хирургии. Впрочем, регалий талантливого человека, правда, не перечесть.
Так вот, мои бабушка с дедушкой были хорошими друзьями с его родителями, и мы нередко пересекались. Из разговоров с Валерием Олеговичем и появился интерес к профессии. Стало понятно, что это не рутина, а динамика, темп, востребованность. Стало интересно, захотелось понять – а я смогу?
- Мне всегда интересен момент выбора пути. Как не ошибиться, понять, на что ты «заточен»? Это задача родителей или твоя собственная? Направлять дитё неразумное (а как его по-другому назвать в 17 лет?) в какое-то русло или довериться воле волн?
- Что до меня, так в восьмом классе думал то об автотранспортном техникуме – железки всегда любил пошевелить, то о кулинарном училище, потому что там было много красивых девчонок. В голове варилась каша, не иначе! Но когда впервые побывал в больнице, где заведовал отделением Валерий Олегович, был впечатлён, понравилось. Хотя, в школе серьёзно занимался боксом, можно было отправиться в политехнический. Как говорил тренер, стоило только лишь принести аттестат, и пройти запросто. Но отдал документы в медицинский. Спокойно сдал экзамены, к тому же на собеседовании за что-то дали дополнительный балл.
До третьего
не жениться
- Кто-то, понятное дело, учился от сессии до сессии, а, боюсь спросить, в медицинском было так же?
- Если бы! Нас сразу взяли в оборот, расслабляться было некогда. Смотрел на своих одноклассников из того же политеха – ох, вольницей народ наслаждался. У нас такое не пролазило. Ходила поговорка: «Три курса окончил – только тогда можешь жениться!» А раньше даже на встречи и свиданья не было времени. На третьем, припоминаю, была весенняя сессия, ключевая, после которой студенты легко вылетали из института. Попробуй сдай семь экзаменов, один другого хлеще. Я на втором курсе работал санитаром, да, да, горшки выносил. Так вот, на третьем пришлось уволиться, лишь на четвёртом снова начал подрабатывать, так что медицинский стаж пошёл с 89-го. Я уже несколько лет на пенсии.
-???
- Хирургический стаж – год за полтора, но преференции – именно для тех, кто работает в стационаре.
- Это оправдано?
- Конечно, нагрузка, как ни крути, серьёзная. Вроде мешки не носишь, а к концу дня, как говорится, без рук и ног. Накапливается и физическая, и психологическая усталость. Тем более, в условиях нехватки кадров, бесконечных дежурств.
- Кстати, что у вас за график, если постоянно находитесь в больнице? И утром, и вечером, и ещё на дежурствах по ночам.
- В первое время близкие, друзья не могли понять, как мы работаем. Как это – день отстоял, ночь отдежурил, потом ещё день работаешь. Ты же должен домой уйти? Должен. День работаю, в ночь дежурство – это моё желание заработать. Но следующий день никто не отменял. Бывает, удаётся поспать во время ночного дежурства, бывает – нет.
- Как и многим, чтобы заработать, приходится пахать.
- Иначе никак!
Один на один
- Специфика города накладывает отпечаток на работу доктора? Ваши однокурсники трудятся и в Красноярске, и в Абакане, есть у вас знакомые доктора в городах-миллионниках. Так как он, в сравнении, труд в провинции?
- Я бы подумал, называть ли Черногорск провинциальным. Не сказал бы, что это глушь, провинция в буквальном смысле слова. Мне здесь нравится, чувствую себя дома, на Родине. Хотя свои особенности есть, как же? Когда, до переезда в Хакасию работал в железнодорожной медицине, там что ощущалось? На железную дорогу устраиваются априори здоровые люди. Раз. К тому же они постоянно проходят строжайшие медицинские комиссии, и хочешь-не хочешь, вынуждены следить за состоянием здоровья, иначе вполне реальна угроза потерять место работы. Два.
Когда приехал сюда, поначалу удивлялся, что на дежурство порой выпадало не по одному случаю ножевых ранений. Такие вот пироги. То есть в Черногорске было гораздо больше так называемых криминальных травм и ещё – заболеваний в запущенных формах.
Что же касается непосредственно врачебной практики, здесь приходится делать гораздо больше, чем, к примеру, в Красноярске или в столицах. Да, в больших больницах – огромный поток пациентов. Но если на этот поток раскинуть количество докторов, если учесть, что рядом - отряд узких специалистов, получается, нагрузка в Черногорске гораздо серьёзнее.
Ты здесь часто оказываешься один на один с проблемами, задачами – в условиях дефицита кадров, в ситуации, когда нет круглосуточной узи-службы, когда многое из того, к чему привыкли доктора крупных городов, здесь вынужденно обрезано. И когда больному сделают снимок, ты сам должен его оценить, проанализировать, описать. Так же и с результатами обследования на компьютерном томографе. Он действует круглосуточно, но сделать анализ снимков, к примеру, в ночное время, необходимо самому. В итоге нагрузка серьёзнее, ответственность больше.
Но и практика колоссальная. В иных столичных клиниках, чтобы войти в операционную, подышать этим воздухом, надо быть как минимум младшим научным сотрудником. Здесь же – пожалуйста, работы через край. Знай оттачивай мастерство, трудись, помогай людям.
Хотя, при этом есть и «пунктики». Скажем, настоящая беда – дефицит обучающих выездных программ для молодых докторов. И это не проблема нашего отдельно взятого города, а, пожалуй, порок системы в целом. Да, информации сейчас много, интернет у каждого на столе. А вот поехать куда-то поучиться, особенно молодым – сложно. К примеру, окончил начинающий специалист медицинский факультет ХГУ. Не секрет – это молодой факультет, который только нарабатывает опыт, формирует «боекомплект» кадров, со всеми вытекающими обстоятельствами. Молодой выпускник работает. Через пять лет необходимо повышение квалификации… И это происходит опять в Хакасии, в местных образовательных центрах.
Вариться в собственном соку – не очень хорошо, нужно расти, за кем-то тянуться, получать свежие современные знания, общаться с настоящими талантливыми профессионалами. Это, в хорошем смысле слова, заразно, очень тебя приподнимает, заставляет мозги работать по-другому, чему-то удивляться, что-то брать на вооружение для своей будничной деятельности.
Из Красноярска я ездил на учёбу в Москву или Питер. В настоящее время это, конечно, проблематично.
А вы останьтесь!
- Что можно почерпнуть в поездках?
- Очень многое. Когда в Питере в составе группы наблюдал за стилем работы профессора Сергея Александровича Шляпникова, когда, в буквальном смысле слова, в течение месяца ходил за ним хвостом по операционным, вернулся с абсолютно новыми мыслями, свежими идеями по поводу ключевой проблемы в хирургии - сепсиса. Некоторые, правда, ухмылялись: «Ты чего здесь мелешь!» А через пару лет в ординаторской появился плакат, на котором была обозначена та самая классификация сепсиса, описана новая тактика лечения. Это было как раз то, с чем я и приехал за два года до этого.
А ещё остаются личные связи, ты можешь в сложных ситуациях набрать нужный номер и посоветоваться. С профессором, с зав. кафедрой – признанными авторитетами. Мы виделись глаза в глаза, соответственно, общение выстраивается легко.
Замечательной вышла недавняя стажировка в Казани по эндовидеохирургии, в учебном центре под руководством профессора Игоря Владимировича Фёдорова. Было любопытно, что в первый же день меня после насыщенной программы… попросили остаться. Оказалось, наш наставник, Владимир Яковлевич Попов – из Хакасии. Он с командой единомышленников одним из первых начал продвигать эндоскопические стойки, производство которых было организовано ими же, в научно-производственном объединении «Эндомедиум». В целом, общение было очень продуктивным.
Мгновенный результат
- Кстати, насколько у нас продвинута тема эндохирургии?
- Уже по пальцам можно пересчитать открытые операции, к примеру, по поводу желчно-каменной болезни. Чего не было ещё буквально 3-4 года назад! Как правило, открытые операции делаем, когда, к примеру, сталкиваемся с обширным воспалением, когда технически невозможно эндоскопическое, щадящее вмешательство. Практически не делаем открытых операций по поводу аппендицитов, многих других недугов. Для пациентов это большое благо, поскольку процесс реабилитации происходит на удивление быстро. Вот это цепляет, потому что мгновенно видишь результат работы, появляется чувство удовлетворения. Ты это сделал своими руками! Человек пришёл зелёный от боли, и вот он уже улыбается, встаёт, а вскоре забывает и о местах проколов.
- Наверняка и эндохирургия будет развиваться.
- Без сомнений. Уже придуманы и применяются аппараты для ультразвуковой хирургии, с очень широкими возможностями, они позволяют проводить ещё более щадящие операции.
- В СМИ активно обсуждают, насколько прогрессивна телемедицина.
- У нас это направление лишь начинает развиваться. Когда работал в железнодорожной медицине, она опережала городскую лет на пять. Так вот, там ездил по районам на поезде здоровья, на котором как раз использовалась телемедицина. По телемосту могли связаться с Красноярском, Москвой. С любого полустанка - через спутник, если не было проводной связи. Красота! Очень удобно.
- Будущее за этим?
- Да, и в очень большой степени. Только необходимы хорошие каналы связи. Тогда, кстати, их можно использовать, в том числе, для видеоконференций, обучения.
- Санитарная авиация работает?
- Да, «вертушка» летает, это важно. Организовывали из нашего отделения эвакуацию, к примеру, в Красноярский ожоговый центр, поскольку важно было быстро доставить пациентов в специализированные условия.
- Коллеги о вас отзываются как о том, кто готов отдать знания, поделиться опытом, не жадном. Мол, настоящий наставник, в самом правильном смысле слова.
- А я не сторонник того, чтобы в отделении была одна «звезда», к которой все должны идти на поклон. Нет, спать хочу дома, хочу доверять молодым коллегам. Я ж первые два года практически не выходил из больницы. Начинается операция, возникают затруднения – звонят, собираешься, едешь. Поэтому настаивал, чтоб молодые коллеги «набивали руки». Сначала это было под присмотром, теперь коллектив подрос. Звонки поступают, но в большинстве случаев все уже справляются с задачами самостоятельно.
Если ты из толпы
- Вы прошли, как и многие ваши коллеги, лихие девяностые.
- Кстати, нормально пережил это время. Если в одном месте не было зарплаты – подрабатывал в другом.
- А я вот о чём. Врачи, учителя во времена безденежья, видимо, привыкли к мыслям о том, что раз не платят достойно, вот и не буду в полную силу работать. А когда начали платить, причём нормально, и даже хорошо, этот настрой у многих, увы, не прошёл. Они так и застряли в своих обидах, так и работают, не глядя на людей, абы день прошёл, лишь бы очередь быстрее раскидать. Попадёшь к такому врачевателю – увидишь недовольное лицо, почувствуешь себя обузой, винтиком, одним из серой нескончаемой очереди.
- Сложно ответить на вопрос, хотя сталкиваюсь с такими ситуациями постоянно, в том числе иногда – и как пациент. Причём, такой настрой есть и у молодёжи, которая не знала девяностых! Наверное, в первую очередь всё-таки это зависит от конкретного человека. От того, как он работает с людьми, как общается, как понимает свою миссию, предназначение. Пожалуй, добрая половина выпускников мединститутов считает, что по окончании вузов станут… главврачами. Что тут скажешь? И среди учителей есть те, к которым дети тянутся, а есть такие, к кому на аркане не затащишь. Всё зависит от людей, от их человеческих качеств.
- Что скажете о бесконечных историях в отношении споров представителей стационаров с бригадами «Скорой»?
- Нестыковки между «Скорой» и стационаром как в Красноярске приходилось наблюдать, так и здесь. Сколько раз поднимал эту тему, когда при больном начиналась перепалка с представителями «Скорой»: «Ты чё сюда-то привёз?» Если коллега осмотрел человека, решил, что надо привезти его в стационар, зачем спорить при больном? После всё можно решить. Бывает, конечно, и я вижу – не по адресу обратились. Ну привезли так привезли. У нас есть лаборатория, определённые возможности. А боли в животе, к примеру, могут быть и от инфаркта, и от сахарного диабета в стадии декомпенсации, и от сосудистых поражений, и чисто хирургические. Фельдшеру бывает сложно определиться, везти или нет, и куда.
- А ещё есть обыкновенные человеческие вещи – воспитанность, интеллигентность.
- В первую очередь – воспитанность. Взять отношения с больными или с их родственниками. Родные бывают очень взвинченными, порой до неадекватности. Недавно привезли дедушку 85-ти лет со сложным выматывающим диагнозом, не позволяющим вести речь о качестве жизни. Начал лечить, капать, предложил операцию – тот наотрез отказывается. Объяснил подробнее что к чему – больной, наконец, согласился на вмешательство. Повезли его в операционную – на пороге дочь, с криками на всю больницу: почему повезли? Да потому что показана операция, он подписал согласие, в уме и здравии. Дочь - ну бунтовать пуще прежнего, мол, почему её не спросили. Пришлось объяснять, что мужчина дееспособный, имеет право сам за себя принимать решения. В ответ: «У вас будет масса неприятностей, берегитесь». Доктора звонят – что же делать, больной в операционной, дали наркоз, оперировать или нет? Поднимаюсь, начинаем операцию. Открыли живот – раковая опухоль. В принципе, было понятно, что в таком возрасте при определённых симптомах это могло быть.
Спустился к дочери: «У вашего отца раковая опухоль. Надо было наблюдать, как человек мучительно умирает, потому что вы против операции?»
Она расплакалась, все стали хорошими, о жалобах больше не вспоминала.
- К вам приходят нервными, в страхе, тут люди раскрываются или так, или эдак.
- Чем ходить кричать, лучше приди, последи за родным человеком, поухаживай. Нет, часто лишь указания, замечания выслушиваем.
- Н-да… Работа с людьми – это сложно. И всё равно, у вас получается входить в палаты с оптимистичным настроем.
- А как иначе? У меня принцип такой: всё, что своё кипит-бродит в душе, остаётся за пределами больницы. Плохо мне, хорошо ли – это ни при чём. Заходишь, общаешься так, чтобы людям было понятно, что ты думаешь о них. Так, чтобы быстрее вылечить, помочь. От этого многое зависит.
Как это -
зачем знать?
- Правда! Люди смотрят на доктора со всей своей надеждой, они ж каждое ваше слово пересказывают родным, ищут ответы на свои вопросы даже в интонации.
А с кем из пациентов вам общаться легче – с подкованными, которые вдоль и поперёк шерстят медицинскую литературу, интернет, или с теми, кто глотает пилюли, ничего не спрашивая? Я сталкивалась с ситуациями, когда доктора гневались от того, что пыталась что-то из сказанного ими записать в блокнот, или когда фотографировала листки с анализами. Мне говорили: «Зачем снимаете? Что это вам даст?» Хотя, на мой взгляд, любую хворь легче победить вместе, когда пациент понимает, зачем, для чего то или иное назначение.
- С такой реакцией коллег не согласен. Здесь дело, на мой взгляд, в другом. Не в том, насколько больной подкован, а насколько зациклен на какой-то проблеме. В своё время самым «нелюбимым» у медиков был журнал «Здоровье» - народ, бывало, начитается и все болячки у себя находит. Журнал, впрочем, потихоньку умер, но ему на смену пришли телевидение, интернет. Что ж, желает пациент углубиться в проблему – хорошо, будем разговаривать на специфическом языке. Глупо говорить: «Зачем вам это знать?» Хочет человек вникнуть в суть дела – надо поддержать, объяснить. Так быстрее удастся добиться нормального результата, исцеления.
- С пониманием, любовью добиться?
- В институте нам вдалбливали мысли о любви к пациентам. А я с опытом для себя уяснил, что любить больных нельзя, потому что такой подход ведёт к профессиональному выгоранию, однозначно. Должны быть профессионализм, нормальное рабочее отношение. Ну как можно любить пациента, каждого? Другой разговор – о том, что к разным людям – свой подход. Кому-то приходится долго и не раз растолковывать суть дела, другому можно сказать просто: «Готов? Пойдём». Есть бабушки, дедушки 80-ти лет, к которым можно войти в палату и, без обид с их стороны, обратиться на «ты». А есть 20-летние, которые допускают исключительно «вы». Чувствуется, понятно, прозрачно всё это. Кому, что, как.
- Постепенно, с годами, появился свой стиль, который многие оценили.
- А могу и повысить голос, «построить», когда надо. Если человек на меня кричит, я говорю, что тоже так умею. Не понимают – иногда приходится осаживать. Старая, как мир, истина – относись к людям так, как хотел бы, чтоб относились к тебе. Каждый выполняет свою работу, мы друг друга должны уважать.
Стандарты
или победа
- Какие наиболее тяжёлые случаи вспоминаются?
- Один из недавних – когда к нам доставили пациентку из Боградского района после тяжелейшей аварии, её извлекли из перевернувшейся маршрутки. За два года женщине сделали девять операций.
- Кстати, когда перед глазами во время операции – сущая катастрофа, страх появляется?
- Нет, потому что есть понимание, что и как необходимо делать. Просто через это надо пройти, скажем, в неотложке…
- Элемент творчества присутствует в хирургическом деле?
- Да, конечно. Можно начать всё делать по стандартам и, в конце концов, потерять пациента. Операция может затянуться на несколько часов, что не всегда хорошо для больного. А можно от этого отойти, сделать для начала половину, а то и четвёртую часть, чтобы сначала убрать угрозу жизни. Потом, через какое-то время, после стабилизации, приступить ко второму, третьему этапам. Не всегда нужно делать всё и сразу. На примере автомобиля, если он заглох на трассе, радикально – поменять запчасть. Но если её нет, сначала надо что-то придумать и дотянуть до дома.
- Женщину, пострадавшую в аварии, удалось спасти?
- Да, она реабилитировалась, лишь периодически приезжает на консультации.
- Именно вы занимались ребёнком, которому не исполнилось и двух лет, когда он выпал из окна многоэтажки.
- Обнаружил признаки наличия крови в брюшной полости. В таких случаях, как говорится, всё, что найдем – наше. Если разрыв сосуда – надо ушивать. Травмированную селезёнку оставлять, как правило, нельзя, потому что впоследствии могут развиться кровотечения, осложнения. В том случае связался с детским хирургом из межрайонной клинической больницы Абакана, поставил его в известность. Прооперировал, утром малышку перевезли в специализированную клинику.
На замок!
- Какие возникают мысли, когда понимаешь, что человек на грани, неизвестно, куда качнёт - туда или сюда?
- Чувства заперты на замок. Это работа. И здесь ты бесполый, бесплотный. Должен понять, что и как надо сделать.
- Споры с коллегами часто возникают?
- Постоянно. В первые десять лет работал в отделении гнойной хирургии железнодорожной больницы Красноярска. Чем нравилось – не было двух одинаковых случаев. Иногда надо было и техническую мысль включать. Как дренажи провести, как электроотсасыватель подключить. Сейчас это делает современная аппаратура, а было время – придумывали аппараты для вакуумного дренирования гнойных ран и полостей. Шикарная методика, очень простая.
- Почему к нам не едут молодые доктора? Или нет, едут, но многие очень быстро сбегают.
- Причин много, однако, есть момент потери престижа профессии и за счёт того, что на слуху множество уголовных дел врачей. Думаю, ещё немного – и в хирургию, реанимацию, гинекологию будут идти крайне неохотно. Зато новоиспечённые специалисты будут готовы заниматься диагностикой, другими направлениями, где ответственности меньше.
- Здоровый образ жизни – про вас?
- Я, конечно, могу сказать, как это важно - по утрам и вечерам пить кефир и бегать каждый день по три километра. Однако ночью, когда нормальные люди спят, выхожу из операционной, наливаю кофе и переношу на бумагу то, что было в операционной. А если серьёзно, к хирургической патологии можно привязать курение, если есть сосудистые проблемы, запойный алкоголизм, лишний вес. С весом надо бы и мне начинать бороться. Но когда ближе к полуночи заканчиваешь операцию, просыпается такой зверский аппетит!
- Кто для вас авторитет?
- В медицине много самоотверженных, известных людей. Это хирург, учёный Николай Пирогов. Это врач-священник Валентин Войно-Ясенецкий - гениальный хирург, которого помнят и чтят в Красноярске. Кстати, мне в своё время повезло, я целый год работал в той операционной, в которой когда-то практиковал он во время войны. В медицинском сообществе именно этого человека считают основателем российской гнойной медицины. Не только души лечил, но и тела. В операционной висел его портрет, позже в этом помещении сделали ординаторскую.
- Есть время в книги заглядывать?
- Конечно, и в книги, и в интернет. И орлам своим говорю – вот ваш любимый YouTube, запросите информацию об операции паховой грыжи – увидите всё, что делают в мире. Только в правильном направлении идите. Книги – постоянные спутники. Идёшь на операцию – должен понимать, что хочешь сделать. Может получиться так или вот этак, нужно быть готовым к разным поворотам, знать, что к чему.
- Любимые, нелюбимые операции бывают?
- Конечно. Нелюбимые – ампутации, потому что калечащие. А те, что нравятся, – эндоскопические, современные, за которыми будущее.
- Эх, и сложно мне представить вашу работу!
- У меня есть приятель, который в собственном гараже «лечит» японские двигатели. Иногда ему приходится усовершенствовать их. А я вот двигатель не разберу. Люблю поковыряться с автомобилем, есть такое, но в двигатель не полезу никогда. Мне вот это сложно представить!
Марина КРЕМЛЯКОВА, фото автора
«ЧР» № 80 от 16 октября 2018г.