Ранним июньским утром Петр Скоморохов возвращался на «Москвиче» с приятелем Евгением Плотниковым домой с лесного озера. Дорога по лесу была ужасной: выбитые, ушедшие глубоко в грунт колеи, крутые, петлявшие мимо сосен объездные дороги, обходившие стороной зеленые вонючие лужи, - все эти рытвины и колдобины не позволяли расслабиться. Но настроение у мужиков было хорошим: поймали разной рыбки не только на уху, но и на жареху, а с вечера раздавили еще и литр «Кузмича».
Хотя Петр Ильич, здоровенный, полный мужчина, и не ощущал никакого похмельного синдрома, но, как говорится, Бог шельму метит: на одном крутом вираже его машина левым передним крылом зацепила сосну. Когда приятели вылезли из машины, Петр Ильич стал мрачен, как ненастный день, а взошедшее солнце сияло над верхушками сосен, освещая сказочным светом зеленое море.
Счастливо пели птицы, славя лето.
Крыло было помято основательно, ремонт наверняка стоил хороших денег. Но не это волновало хозяина «Москвича» - очень сильно его беспокоила реакция на содеянное супруги Марьи Казимировны, славившейся крутостью нрава и крапивным языком.
- Да, не было заботы... - с тоской сказал приятель.
- Ладно, поехали, Бог не выдаст - свинья не съест, - мрачно ответил Петр Ильич.
Дома он не оправдывался, рассказал, как все случилось, умолчав лишь о выпитой водке. Марья Казимировна, женщина небольшого роста, своими карими глазищами, казалось, прожигала мужа насквозь; взвившись коршуном ввысь, хлестко била, словно цыпленка, словами: «До седины дожился, а ума не нажил. Тебе не на машине ездить, тебе и телегу, размазня тупоголовая, водить нельзя! На ремонт деньги бери где хочешь! Я тебе ни копейки не дам и с твоей зарплаты не дам. Дочь студентка, сын школу окончил, определять надо, а он, скотина безрогая, машину бьет. Как хочешь, так и выкручивайся!»
Прошла неделя, вторая. Поспела клубника, пошли первые грибы.
- Чего ждешь? Почему машину не делаешь? - спросила уже обыденным голосом Марья Казимировна у мужа.
- Дак на какие шиши? - удивился вроде тот.
- Коли свинью, передок себе оставим, зад продадим, я уже покупателей нашла, хватит тебе на крыло?
- Должно хватить, я тоже с мастером договорился, Вовкой Сахненко, он Сашке Ивлеву дверцу выправил, посмотрел и мое крыло, сказал, что менять не надо, так выправит. Может, и одной ляжкой обойдется.
Ранним утром Петр Ильич натаскал воды в баню, затопил ее, заправил паяльную лампу, подточил ножи, снял с петель сарайную дверь, сбегал за приятелем Плотниковым, разбудил сына Ивана - и вскоре после смертного свинячьего визга мужики втащили тяжелую свиную тушу на дверь. Зашумела паяльная лампа - обработка началась…
- Ты приходи на свеженинку-то, - сказал Скоморохов Плотникову после разделки туши.
Было очень жарко. Пот ручейками тек с головы плотного Петра Ильича, рубашка на его теле промокла.
- Ну, жареха скоро будет готова? Я Женьку позвал.
- Скоро, но водку я ставить не буду, хочешь - ищи сам, - отрезала жена.
- Да я ходить не могу, все ягодицы от жары и поту потер. Дай-ка мне вазелину борного, которым ты вымя корове мажешь... Водку она ставить не будет! А что люди в деревне скажут?
- И не канючь, нечего было машину мять. На, мажь где натер, - протянула она мужу склянку с белой мазью.
Петр Ильич вышел в кладовку, спустил брюки и пальцем смазал потертые места, шепча про себя: «Дашь, куда ты денешься, а то твою жареху Полкану выброшу, у меня тоже характер есть».
Вернувшись на кухню, он хотел продолжить мужской разговор, но тут почувствовал в стертых ягодицах такую боль, жжение нестерпимое, что присел на корточки, на лбу выступили холодные градины пота.
- Ты ч-что мне дала? - сипло спросил он жену, мешавшую в большой сковороде свеженину, источавшую сладчайший мясной запах.
- Че просил, то и дала, - ответила она равнодушно, но, глянув на страдальца, взяла склянку, которую муж поставил на холодильник, и ужас сковал ее лицо: - Ой, Петенька, вместо вазелина я дала тебе скипидарную мазь!
- Ой, дура ты набитая, подуй, подуй!!!
* * *
- Женя, ты закусывай, закусывай, мясо-то какое вкусное, а ты, Петруша, наливай, не жалей, у меня еще есть...
Уже лежа на кровати, Петр Ильич довольно говорил: «Я про себя, Маня, подумал: все равно даст на водку, куда она денется! Но учти, я тебе, женушка, все равно отомщу».
Леонид РОМАШКО
«ЧР» «69 от 18 июня 2013 г.