О родне и об истории, которая, похоже, повторяется
Для нашей планеты сто лет - песчинка, а для большинства людей этот срок - пока непреодолимый рубеж. Но, как известно, история делается людьми, поэтому сотня лет трактуется как целый век, а за век много что происходит.
В этом году - столетие начала Первой мировой войны с применением не только огнестрельного оружия, но и технических средств вооружения (танки, аэропланы), появились и были применены смертоносные газы.
Я смотрю на фотографию столетней давности моего деда по материнской линии Ковешникова Григория Афанасьевича, участника мировой бойни и думаю, что, действительно, история развивается по спирали.
Дед Григорий был ранен в местечке, которое позже вошло в состав Украины. Для деда война была закончена в 1915 году, и вот через сто лет Украина вновь охвачена пламенем, опять льется кровь невинно убиенных. Кровь русская, и кто знает, чем это все закончится. Дед тоже не знал, что погибнет от пули русской, но об этом чуть позже.
В нынешнем году исполнилось 57 лет, как умерла моя бабушка по материнской линии Ковешникова Матрена Григорьевна.
Был конец сентября, выпал первый мокрый снег,чавкала под ногами грязь, по небу плыли низкие лохматые тучи. Несмотря на мой десятилетний возраст, на душе было погано и тоскливо, под стать этой ненастной погоде. На кладбище между проталинами виднелись мокрые желтые листья, к кирзовым сапогам липла глина из вырытой могилы. Местный неофициальный дьяк дед Василий Логачев прочел молитву, а вскоре застучали по крышке гроба влажные тяжёлые земляные куски…
Пожалуй, с похоронами бабушки и закончилось мое детство. После долгой зимы на-ступившим летом во время сенокоса я уже возил волокуши, потом греб сено на конных граблях, постарше - управлял и конной сенокосилкой в тех логах и лесных полянах, куда мы с бабушкой ходили за клубникой, грибами. Там же она собирала лекарственные травы, называла и объясняла мне их значение.
Начало пятидесятых. Жили небогато, мясо ели лишь зимой, забивая свинью и пару-тройку овец, весной, летом и до ноябрьских праздников постовали. До сих пор помню бабушкину затируху, супчики со вбитым яйцом, драники, пампушки с маком, сдобренные постным маслом, молитвенники с чесноком...
Бабушка овдовела в Гражданскую войну. К сожалению, не помню года, когда некоторые горячие головы, напав на небольшой отряд колчаковских казаков, стоявших в моём селе Колмаково, разоружили его и с тремя десятками винтовок, остальные - с дубьем и кольем, мобилизовав и нежелавших воевать, пошли в село Жерлык, но были рассеяны казачьей сотней. Многие сложили головы, уцелевших пленили, другие скрылись. В числе скрывшихся был мой дед Григорий, но вскоре его арестовали.
Бабушка Матрена с восьмилетней дочерью Ариной, моей будущей матерью, на лошади, запряженной в телегу, поехала в минусинскую тюрьму, где содержались красные партизаны. Мать позже рассказывала, что никакого свидания не дали, но они видели, как из зарешечённых окон тянулись десятки рук, а потом раздалась тоскливая, берущая за сердце песня:
Отворите окно, отворите,
Мне недолго осталося жить,
Еще раз на свободу пустите,
Не мешайте страдать и любить!..
Больше деда они не видели, его вместе с другими отправили в Черемхово Иркутской губернии, там он и пропал. По слухам, был расстрелян вместе с другими красными партизанами. К слову, в Иркутске установили памятник Колчаку, но сохранился ли в Черемхово памятник красным партизанам, не знаю.
Мать говорила, что после разгрома партизан дед успел закопать винтовку в огороде бывшего бабушкиного поместья. Мои старшие братья втихаря искали оружие, но не нашли. Предпринимал попытку найти винтовку и я, но тоже безрезультатно.
А в тридцатые годы бабушку пришли раскулачивать, поскольку у нее были две коровы и лошадь. Не хуже героя М. Шолохова «Поднятая целина» Титка, бабушка схватила вилы и кинулась на комиссию из односельчан, которая поспешно ретировалась. Дело не обернулось для бабушки последствиями, может быть, потому что к этому времени уже была опубликована статья Сталина «Головокружение от успехов», а также из Минусинска телефонировали, что надо более лояльно отнестись к вдове красного партизана.
Вообще-то бунтарство бабушке, видимо, передалось от ее отца Григория Ивановича Шарикова, который был сослан в Сибирь уже после крепостного права за то, что спалил помещичью усадьбу. А сжег за то, что барин положил глаз на молодую жену моего прадеда…
И все-таки пришлось Матрене Григорьевне продать корову, лошадь, разобрать дом и перевезти бревна в поместье своего зятя. Но с тех пор бабушка уже совсем не лояльно относилась и к Колчаку, и к советской власти. Пела частушки, которые сразу врезались в мою голову, еще не забитую информацией.
Колчак в поход собрался,
Наелся кислых щей,
В походе обо…лся
И умер в тот же день.
Коммунисты - люди чисты,
Закололи мерина,
Три недели кишки ели,
Поминали Ленина.
Последнюю я пропел при родителях и вместо ожидаемой похвалы получил от отца такую взбучку, что помню до сих пор. Отец после войны, которую прошел от начала и демобилизовался лишь в 1946 году, работал председателем сельсовета и был членом партии, поэтому произошел грандиозный скандал между зятем и тещей.
- Ты что, старая дура, хочешь, чтоб нас всех на Колыму отправили или шлепнули!..
Бабушка не сдавалась, употребляла крепкие выражения, костерила и власти, и отца. Меж двух огней оказалась моя мать, но все-таки приняла сторону отца. Видимо, еще ярко стоял перед глазами пример односельчанина Игната Демидова, который, приняв на грудь, вышел на крыльцо магазина, увидел жирных свиней, бродивших на улице, и от полноты чувства произнес: «Вот свиньи так свиньи! Сталина бы на них прокатить!» И пропал Игнат Демидов навсегда. Нашелся «доброжелатель».
Матрена Григорьевна крепко обиделась на моих родителей и уехала в Минусинск к бабе Дуне, ее вдовствующей сестре. Я очень скучал, все спрашивал мать, когда же вернется бабушка… Она вернулась в конце февраля 1953 года. 5 марта умер Сталин. Хотя мне было шесть лет, хорошо помню теплый день, лужи на улице, забитую людьми колхозную контору. Народ слушал из приемника «Родина» (света тогда в деревне не было, пользовались батарейками) весть о смерти вождя. Люди искренне плакали. Больше никогда не видел слез у людей после смерти очередного правителя.
Узнав о смерти Сталина, бабушка перекрестилась, хотя никогда не видел ее молящейся, перед иконой Божьей Матери, висевшей в переднем углу, и сказала: «Господи, прости ему людские страдания…»
Иногда ночевавшие в нашем доме уполномоченные из райцентра корили отца, что у него, коммуниста и безбожника, висит икона. Отец отвечал, что по Конституции у нас свобода совести, а икона принадлежит теще. Советовал не вступать с ней в дискуссию, потому что ей все равно ничего не докажешь, может запросто и отлаять.
Я смотрел на икону, и мне казалось, что бабушка похожа на эту женщину, держащую на руках ребенка. Такие же страдающие глаза были у бабушки. Жизнь её - это срез истории нашего народа. Нелегкая доля досталась нашим бабушкам, матерям. Нелегко живется и нынешним старикам. Настанет ли время, когда власти будут думать не только о собственном благополучии и величии, но и о народе, который их поит и кормит?
Почему Бог или высшие небесные силы позволяют так безжалостно поступать с простыми людьми?
Пусть бы «порошенки», «яценюки», «ляшки» и прочие, прочие выяснили отношения на Майдане между собой путем мордобоя, а народ бы от этого не страдал, просто принял бы верное решение. Кровь не должна проливаться. Брат брата убивать не должен, это против природы, против самых главных правил, существующих на земле испокон веков.
Леонид РОМАШКО