Зима. Ночь. Ярославский вокзал. Посреди пустоты – а как иначе назвать огромное помещение, в котором любой звук превращается в эхо? – железные скамейки. На одной – женщина с маленькой девочкой. Им хочется спать, устали с дороги, но никак, холодно. У ребенка горят щечки – жар. Однако пойти просто некуда.
Сегодня Ольга Глушкова вспоминает это спокойно: мы смогли, мы преодолели. Картинка выдернута из января 2007-го. Началось все чуть раньше, в декабре. Когда все вокруг окутано чудесами и запахом мандаринов. Полине тогда было пять лет: детский сад, утренник, все как положено.
- Ножку больно!
Эти два слова, такие короткие и простые – всего-то четыре слога, одиннадцать букв – перечеркнули все, что было ДО. Осталось лишь ПОСЛЕ - больницы, врачи, бесконечные переживания. Уже на первом снимке, который сделал рентгенолог, было видно – контуры кости нечеткие, они размыты, как будто-то какой-то грех-художник не потрудился провести ясную линию, и обошелся легким мазком. Доктор тогда сказал: «Я не знаю, что у вас, но явно что-то серьёзное».
Абаканские специалисты поставили предварительный диагноз – остеосаркома, агрессивная злокачественная опухоль. Ольге Геннадьевне задали вопрос, мол, куда, мамка, ехать хотите? «В Новосибирск? Томск? Красноярск?», - растерянно спрашивала она. «Э-э-э, нет, вам только в Москву». Тогда стало понятно, насколько все страшно.
В кармане – ветер, в руке - чемодан
Уже пятого января с температурой под 40 и заклиненной ногой мама с дочкой тряслись в холодном поезде – самолет дорогой, а отправляют у нас на том, что дешевле. Наверное, ничего не изменится, даже если разница будет в каких-то сто рублей.
На месте были вечером, но в это время больница уже закрыта. Денег – в обрез, ни о каких гостиницах и речи быть не может. Уже утром кто-то подсказал, что нужно было идти в медпункт, дали бы «скорую», которая, по крайней мере, отвезла бы в больницу. Опоздали. С горем пополам удалось добраться до онкологического центра им. Блохина. Правда, это стало не облегчением, а новым «крутым поворотом». «Вам сначала обследования нужно пройти, а там, через неделю-полторы, глядишь, и положим вас», - прозвучали слова.
Но где жить эти полторы недели? На что? Даже на тот же вокзал уехать сложно, не знаешь, где он находится. В кармане – ветер. Ребенок не ходит. Еще и чемодан этот тяжеленный… Куда бежать? Все прямо как в той сказке: налево пойдешь – коня потеряешь, направо – голову…
Поддержка пришла откуда ее не ждали. Случайная незнакомка стала свидетельницей телефонного разговора Ольги и ее мамы, бабушки Полины. Она все сразу поняла. «Я помогу», - прозвучали заветные слова. Как ангел с небес спустился. Одиннадцать тысяч, которые она заплатила за гостиницу, для мамы и дочки казались космическими средствами. Для спасительницы – отдала и забыла. Татьяна Витько до сих пор с Глушковыми. К ней можно приехать как к себе домой и быть уверенным – тут примут, накормят, обогреют. Все-таки мир не без добрых людей. Даже в Москве.
И одно слышится – кап, кап, кап…
Началась химиотерапия. Едкий метотриксат сжигает раковые клетки вместе со здоровыми. Но именно им прокапывают больного в случае обнаружения костной саркомы. Особенность – избавляться от него нужно тут же: час препарат вводят через капельницу, трое суток выводят. На эти трое суток мама выпадает из жизни, поскольку именно на нее взваливают ответственность следить за капельницей. И сидит она так, слыша только одно – кап, кап, кап… День и ночь, хоть спички в глаза вставляй. А ведь нужно еще что-то приготовить, накормить ребенка, если не хочет – уговорить.
Так прошел год. Полину «химичили» и в Красноярске («как попало, даже волосы расти начали, а этого быть не должно»), и в Новокузнецке («там хорошо, все через инфузомат – включаешь на определенную частоту и время, и капает само»). После прохождения всех процедур оставалось лишь следить за тем, чтобы не было метастаз – вторичных новообразований. И один раз подозрение на них все же было.
- Я лежала возле нее и прощалась. Обследовали, сказали, мол, результаты – завтра. Всю ночь гладила ее по головке, думала: неужели все зря? Следующий день, очередь. Спрашивают: «Глушковы тут?». - «Да!» - «У вас все хорошо». И слезы в три ручья…
«Хорошо» - это значит можно лечь на операцию, ведь кость разрушилась окончательно, оставалось только выпилить часть голени, бедра и установить эндопротез. Что и сделали. Правда, радости не было – из-за неправильного цементирования у основания протеза кость начала ломаться. Диагностировали остеопороз. На горизонте замаячили повторная операция и новый протез. Правда, в квоте на него отказали, мол, установленный-то не сломан.
«Еще пять миллионов, и вас примут…»
Нужно было срочно искать деньги. Ольга Геннадьевна начала обращаться в различные фонды, но ответ был один - вы ведь не одна такая! Довелось столкнуться и с мошенничеством, и с лицемерием, и с пустыми обещаниями. Вера в лучшее начала медленно угасать.
- Я тогда впервые за несколько лет разрыдалась. Закрылась в комнате, села у балконной двери и заревела. Мне казалось, что я бью в огромную стену и не могу ее пробить. А позади – пропасть. Выплеснула эмоции, встала, сказала сама себе: по голове меня, что ли, ударят, если я в тысячный раз попрошу помощи? Нет! Значит, буду звонить дальше…
А через пару дней с хорошей вестью на связь вышел благотворительный фонд «АиФ» Доброе сердце». Тут же откликнулись еще два фонда – у всех вдруг для Полины появились деньги. Вот уж точно, то пусто, то густо. Лечение было решено продолжить в Германии, ведь там, как говорили, хороший ортопедический центр, суперобслуживание, внимание врачей. До и во время операции по установлению нового эндопротеза все было хорошо, а вот после… Сильное обезболивающее сначала кололи, а потом поили им. В конце концов, швы сняли и… тут же вытурили за порог. Мол, держите под рукой жаропонижающие и не болейте. Ни обследований, ни наблюдений.
Таблетки бросили пить уже дома. Температура тут же подпрыгнула до сорока градусов. И не спадала. В Германию вновь отправили документы, обрисовали ситуацию. «Еще за пять миллионов мы вас примем», - был ответ. Первая операция вместе с протезом обошлась в точно такую сумму, и опять?..
Его не купишь даже за миллионы
Онкологический центр им. Блохина Глушковым отказал, правда, они все равно туда поехали. Нужно было срочно выяснить причину температуры и что-то делать. С горем пополам и двухнедельным ожиданием удалось узнать, что в Германии Полине занесли золотистый стафилококк. «Назначьте лечение!» - просила Ольга Геннадьевна. «Вас же в Германии лучше лечат, туда и езжайте!» - отвечали врачи. Это был последний визит в федеральный центр.
Глушковы вернулись в Черногорск. Несколько раз лежали в больнице, но наши врачи лишь разводили руками. Девочке становилось хуже. И однажды она сказала: «Мама, я хочу сходить в церковь, помолиться». Пошли, благо, все прямо под окном. Полчаса она стояла на одной ноге, просила у Господа того, что нельзя купить даже за миллионы, – здоровья. А когда вернулись домой, прошептала: «У меня какая-то шишка на коленке вылезла…». …Экстренная бригада, операционная, все как в тумане. Вердикт врачей: «Лигатурный свищ. Хорошо, что гной вышел наружу. Если бы все ушло внутрь, могло бы быть заражение, вплоть до летального исхода».
После консилиума в Минздраве Хакасии маму с дочкой перевезли в Красноярск. Там врач сразу спросил: «А зачем вас сюда направили? У вас стафилококк, загноение, вам протез удалять нужно, мы такое не делаем. Мы только промывать можем». Пока Полинину ногу целый месяц промывали мумием (!), Ольга Геннадьевна била во все колокола. Но чужие огрехи исправлять ни одна клиника не хотела. Кое-как через уже знакомый фонд «АиФ» Доброе сердце» удалось добиться лечения в Москве. Он же, к слову, впоследствии оплатил билеты на самолет – Глушковым снова была предложена лишь дорога поездом.
- От вас – квота и направление!
- Нет проблем! – ответила тогда мама Полины.
Поторопилась. Минздрав Хакасии лишь с сожалением развел руками: «Ортопедических квот нет до следующего года». Хотя на дворе всего лишь сентябрь. В Красноярск Глушковы приехали еще в летних платьицах, а уже осень. Непонятно, что впереди, куда дальше ехать, нет ни денег, ни теплой одежды. Добрые люди, которых нашел абаканский фонд «Мы выбираем жизнь», привезли маму и девочку домой. «Ничего не взяли, даже от чая отказались», - вспоминает Ольга Геннадьевна.
Чтобы получить квоту, пришлось и письма в отдел по правам человека писать, и голодовки устраивать. Это возымело действие. Правда, квоту дали не ортопедическую, а онкологическую. Как оказалось впоследствии, именно она и была нужна.
Главное, чтобы сердце было открыто
…В Центральном институте травматологии и ортопедии им.Приорова (ЦИТО) болтавшийся в ноге протез удалили, и установили специальную спицу.
- Как-то по новостям показали мальчика, который два месяца носил на руке гипс, - рассказывает мама Полины. – И его назвали чуть ли не героем! Мы с дочуркой тогда смеялись, мол, вот как! А мы тогда уже полгода по пояс были замотаны, и ведь ничего, улыбались!
Что там улыбаться! Когда гипс только-только сняли, и разница в длине ног была аж 15 см, Полинка даже на велосипеде каталась. Называла его своими вторыми ногами. Однако лечение было не окончено. Спейсер – именно так называется эта спица – вещь временная. А что потом? Врачи как на кофейной гуще гадали, что можно сделать. Например, удалить малоберцовые кости с обеих ног и вживить их вместо бедра. Правда, не факт, что все приживется. А еще плюс долгий постельный режим, пролежни… А если приживется, то нога все равно не будет двигаться, только висеть, как рудимент. Другой вариант – ничего не делать. Однако рано или поздно спица проткнет мягкие ткани и все равно придется делать ампутацию. Тогда легче сразу на это пойти.
- Мы никогда не искали легких путей. Но я в тот момент подумала: а может, хватит? Мы бьемся, бьемся, но ничего не получается. Будем жить без ноги… Я ничего не скрывала от дочки, думала, пусть знает заранее. Все лучше, чем она однажды проснется, а ножки-то и нет. Мы смотрели фильмы о людях без ног и рук, читали истории паралимпийцев. Я говорила: «Полинка, ты только духом не падай! Даже если ножку отнимут, жизнь не закончится. Ты будешь дышать тем же воздухом, смотреть те же фильмы, гулять… Физический недостаток – это мелочь, главное, чтобы духовного недостатка не было, чтобы твое сердце всегда было открыто». Говорила, а сама порой нет-нет да разглядывала в интернете эти страшные протезы, которые становятся продолжением ноги после ампутации. Полина как-то заметила это и взъелась: «Мама, зачем ты это смотришь? Ты что, не веришь в лучшее? У нас все будет хорошо!».
Новую надежду на «хорошо» дал один из врачей. Он рассказал, что есть маленький, но шанс сохранить ребенку ногу. Великобританская фирма изготавливает протезы, которые дарят детям счастливую жизнь. Протез вживляется в ногу и способен «расти» вместе с девочкой. То есть дается гарантия на то, что ноги не будут разной длины. По коже побежали мурашки. Это был огромнейший шанс. Почти два миллиона рублей снова были найдены - часть денег собрал уже знакомый фонд «АиФ» Доброе сердце», часть – «Русфонд». Врачи предупредили: если что-то пойдет не так, ногу без разговоров ампутируют. …Семь часов и чуть больше литра крови – такие «потери» просто удивительно низки для сложной операции. Спейсер удалили, его место занял чудо-протез.
- Я всю жизнь буду благодарна главврачу ЦИТО 11-го отделения Андрею Игоревичу Снеткову за то, что рискнул – такую сложную операцию раньше никому не делали. А еще лечащему врачу Роману Сергеевичу Котлярову и оперирующему ведущему хирургу-ортопеду Сергею Юрьевичу Батракову – они профессионалы, наделенные невероятным терпением! Эти люди точно занимаются своим делом, достают детей чуть ли не с того света.
…Глушковых отправили домой. Первое, о чем девчушка спросила, переступив порог, было: «А мыться мне уже можно?» Первый месяц вода шумела в ванной чуть ли не круглосуточно…
Без поддержки никуда
Врачи сами не верят, что все прошло настолько удачно. Однако путешествия по больницам не закончились – каждый месяц Глушковым нужно ездить в ЦИТО, под воздействием электромагнитного поля растягивать протез. Полина ведь растет, и ножка тоже должна расти.
К счастью или к сожалению, но мы не можем увидеть, что ждет нас впереди. Можем лишь оглянуться. Позади у Глушковых остались не тернии – джунгли, пройти сквозь которые было почти невозможно. Но ни разу в голове не возникала мысль все бросить.
- В бесчисленных палатах, где мы лежали, я встречала таких мамаш - отчаявшихся, готовых руки на себя наложить. И каждой я говорила: получается, ты эгоистка? Себя любишь больше, чем своего ребенка. Ты уйдешь, тебе легко будет. А малыш без матери, без поддержки останется. Плакали, а потом приходили и благодарили, мол, глаза будто открылись.
Ольга Геннадьевна поддерживает других, а самой опереться почти не на кого. Разве что на маму да старшего сына, который, к слову, ради Полины пошел учиться на хирурга-онколога. Папа детьми не интересуется - ушел из семьи еще до того, как стало известно о страшном диагнозе дочки. В разговоре проскальзывает, мол, хотелось, чтобы рядом было плечо сильного, достойного мужчины, да только где его взять? «По почте не выпишешь, а было бы неплохо», - шутит она.
На вопрос, что не дает опустить руки отвечает:
- Любовь к детям. Это все, что у меня есть на белом свете. Ради них можно черпать силы даже из пустоты. А еще быть совершенно уверенным, что эта самая пустота тебя никогда не поглотит. Она отступит, испугавшись родных улыбок и блестящих глаз.
P.S. Недавно мама с дочкой вернулись из Москвы, там Полине в очередной раз «вытягивали ножку». «Это совсем не больно», - говорит она. После процедуры врачи обрадовали. «Срок годности» предыдущих протезов, побывавших в ноге ребенка, – всего десять лет. Потом нужно менять на новый. Великобританский протез служит 90 лет. А это целая человеческая жизнь.
Вера ГЕРАСИМЕНКО, «ЧР» №55 от 20 мая 2014 г.