Зоя Терентьевна Бельтикова в свой 95-й день рождения, который она отметила 12 мая, перебирала не только старые черно-белые фотографии, но и белоснежные листы, еще пахнущие типографской краской – письма с поздравлениями от президента Путина и губернатора Коновалова.
- Прямо до слез растрогали… Жизнь-то была тяжелая, Настенька, не дай Бог такую никому! Голодные, холодные, жалки (крапивы – прим. ред.) много съели! На заплатку даже тряпочки не было! – начинает баба Зоя рассказ о своей нелегкой судьбине.
А мне был
девятый годок
- Нас было четверо - Паня, Дуся, Егор и я. Мы с сестрами – погодки, Егор – с 31 года… Тятя болел сильно, не вставал. Наверное, мы потому и беднее всех в деревне жили. Когда отец умер, дали простой деревянный гроб… Он был конюхом. Как мама плакала!
Мама была маленькая ростом, «как китайка, косолапенькая», вспоминает Зоя Терентьевна, от того, что случилось с ней однажды несчастье: ехала с пашни на коне, и то ли упала из-за своей неловкости, то ли конь ее сбросил, но протащил он ее до самой деревни. Сильно ударилась коленкой о ворота, с тех пор хромала.
Родилась Зоя Терентьевна в деревне Малый Хабык (Идринский район Красноярского края), где располагался колхоз «Дружный пахарь».
- Мама держала пчел, трудно ей приходилось. Как-то она сильно порезала ступню стеклом. А пчелы роятся… За ними нужно было приглядывать, все хлопоты ложились мне на плечи… А мне был девятый годок.
Братик и сестры тоже работали наравне со взрослыми, но Зое, конечно, как самой старшей доставалось больше всех.
- В четыре вставали, чтобы натаскать воды из колодца да полить огород. А капустка так долго растет! Или мне так казалось, потому что голодная была… И ночью работали – молотили, скирдовали… Дадут часик сну, а потом бригадир, злющий, палкой подгоняет: «Вставай, вставай, скорее!»
Зоя Терентьевна вспоминает, как на ночь доила корову, да так уставала, что засыпала прямо у вымени, стоило опереться на столбик. Благо, корова была спокойная, а то, бывало, другая Буренка так копытом лягнет, что и подойник, и сама Зойка отлетали в сторону.
Не всем детям в деревне доставалась такая тяжелая работа: кто был при отце, того жалели. Правда, все равно доставалось от деревенских ребятишек, посмеивались над нищетой. Было у девчонок и Егорки по одной холщовой рубахе, и как становились они грязными, так мама загоняла ребят на печку и стирала, а они, голенькие, пережидали, пока высохнет нехитрая одежа.
Лебеда да крапива
Трудно приходилось многодетной семье без главного кормильца – отца. Спасало то, что мама умела не только шить и вышивать, но и прясть, и ткать. В большом сундуке хранились нарядные скатерти, рушники, которые выручали в самое жестокое голодное время. За полотенце, над которым мама просиживала не один день, отдавали 5-6 картофелин. И даже у маленькой Зои от этого сжималось сердце – до того было жаль их общую с мамой работу! Ночами при лучине они пряли и ткали салфетки, скатерти и другие нужные в доме вещицы. Но любоваться ими на пустой желудок было невозможно, и так питались одной травой, поэтому матушка то и дело ныряла в сундук и доставала спасительный рушник.
- Коровам косили жалку, а мы рукавицы наденем, нарвем её, мелко порубим, и если есть картошечка, то со шкуркой её порежем и сварим похлебку, а если нет – скоблили жмых, который возили коровам, они его лизали. Он был в плитах, мы тихонько утащим немножко… Ой как тяжело было! Как появится пшеница, ей спасались.
С лебедой да крапивой из отрубей или «худенькой» муки, которую иногда давала соседка, работавшая кладовщицей, мама пекла лепешки. Только есть те лепёхи надо было холодными, от горячих так сводило животы, что тошнило потом одной зеленью два-три дня.
- Училась я плохо, три года в одном классе сидела. В итоге за семь лет три класса окончила. То сагыр нет (сагыры - мягкие непромокаемые сапоги, которые шили сами, - прим. ред), то катанок нет. То корова голодная стоит, то курочек нечем кормить, а налог давит… Платить нечем… А потом, как стало 13 лет, взяли меня на молотилку, там мне давали поварешку киселя овсяного… - продолжает рассказ Зоя Терентьевна.
В 15 лет Зоя уже работала в тракторном отряде, готовила и доставляла в поля мужикам съестное, от них перепадал кусочек-другой. В 17-ть ей доверили доставлять грузы потяжелее, посерьезнее – возила огромные бочки керосина, мазута, мешки картошки или пшеницы. За вожжами сидела сама. Иногда помогали младшие сестры и брат.
- Мешки тяжелые. Куда они – туда и мы. Упади и пропади… - качает головой Зоя Терентьевна. – А в один год убежали из тюрьмы заключенные, вот здесь мы по-настоящему боялись. Когда есть хотели, приходилось воровать. Пока еду, пшеницы намолочу и ем. Одну булочку дадут, мы едем три дня и крошим её, бережем. Воды грязной наберу, через холщовую рубашку пропущу.
Потом не по годам самостоятельная девушка решилась ехать в Черногорск, где уже работали шахты. Пошла к председателю колхоза и решительно заявила: «Николай Михайлович, дайте паспорт!» А тот в ответ погрозил пальцем: «Зойка! Что ты там будешь делать? Там что колосья на березах растут!? Я тебя обратно не приму!» А та отрезала: «Я сюда больше не вернусь!»
С полей – в шахту
В Черногорске Зоя Терентьевна оказалась в 46-м, здесь жил дед по маминой линии Федор.
- К нему и притулилась. Он сторожил картошку на поле у 13-й шахты. Дед жил на самом краю тогда – на улице Степной, а меня поселил у своей знакомой, там же жил Степан, мой будущий муж (хозяйка была его сватьей). Степан был меня старше на 6 лет, родом тоже с Идринского района, из большой крестьянской семьи. Голодовали еще хуже нас. В августе он приехал в Черногорск в катанках и поступил в шахту. Он участник войны, почту возил, был в действующей армии шесть лет, потом сразу вернулся в шахту.
Устроилась молодая Зоя сначала стрелочницей на станции, но работа не задалась: «Плохой из меня вышел ученик», поэтому пошла на 8-ю шахту. Хрупкая, уже изможденная тяжелым трудом Зоя протянула там пять лет, чего, конечно, ей не хватило до выработки «вредного» стажа. Работала она откатчицей, на своих плечиках вместе с другими женщинами тянула из шахты вагоны с углем, отчего на спине выросли шишки с куриное яйцо.
- Иногда китайца давали в напарники, а он сердитый, сядет и сидит: «Моя кушает мало, не буду работать!». После шахты ушла на КСК полы мыть, гектары эти проклятые. Оклад маленький, а площади огромные на комбинате. Но деваться было некуда. Ближе к пенсии перевели меня в гардероб, там маленько отдохнула, хотя как смена домой идет, вся мокрая была, - рассказывает Зоя Терентьевна.
Еще и огород супруги взяли такой, что разогнуться было некогда – 8 соток! Плодородная земля благодарила их знатным урожаем, помидоры солили бочками! А излишки продавали на базаре.
- Когда в деревне сажали, в огороде было неурожайно, капустку сразу обрывали, как чуть крепла. А картошка вот такая вырастала! – показывает мизинец баба Зоя.
Наработалась Зоя Терентьевна, надсадилась так, что не могла иметь детей. Об этом ей однажды сообщила шахтовый врач. Кто-то советовал взять ребенка из детдома, тем более что Степан очень любил детей, мечтал о своем, но усыновлять чужих отказался. Зато трепетно относился к племянникам, привечал их, баловал подарками – то ботинки купит, то пальтишко.
Мамины уроки рукоделия, которые проходили вечерами при лучине, Зоя Терентьевна не забывала. Одно время это даже стало приносить доход, как сейчас у самозанятых людей.
- Как понесли мне бабы собачий да кроличий пух, села прясть, шали вязала ажурные. С ангорки тоже (на комбинате доставали). Красивые получались шали! Я людям делаю – они мне деньги несут. А вон прялка до сих пор на балконе стоит. Это же я с девяти лет умела, помнили руки, а сейчас всё позабыла! Мама была работящая, и тятя тоже. И муж работящий, да и я суетилась, как могла. Вот и деньги появились…А жили как все – бывает и ругались, но никогда не дрались. Он даже не матерился, а у меня нет - нет, да и выскочит, - смеется баба Зоя.
«Положите со мной черемушку»
Рассматривая черно-белую фотографию, которой ни много ни мало больше полувека, Зоя Терентьевна любуется собой и двумя сестрами.
- Это, наверное, 53-й год. Уже ситец был и шелк, мы платьев себе нашили.
Брат и сестры вслед за Зойкой вырвались из деревни в город. сначала приехал учиться в ФЗО Егор, потом сбежала Дуся: спряталась в кузове колхозной машины, укрывшись дохой, даже паспорт не взяла. Доехала до Черногорска, а потом пешком по шпалам ушла в Усть-Абакан.
- Дуся пошла корзинки плести, потом директор взял ее к себе убираться, паспорт сделал. Она вышла замуж за хохла, троих детей нажили. Потом и Паня уехала, тоже устроилась в шахту, работали с ней вместе, правда, она дольше продержалась – лет шесть. А потом и маму вывезли – с коровой… По Ташебинскому переулку как раз продавали избушку, мы денег подкопили и купили для неё. Соседи то несли ей шерсть прясть, то просили с ребятишками поводиться, за это угощали мясом, ранеткой... Она милосердна была, всех жалела… Пенсии у ней не было (рано мы её из деревни вывезли!), поэтому сами покупали и уголь, и дрова, и другие мелочи. Мы жили недалечко – через улицу. Еще она коврики плела, такие красивые! Из лоскутков. Я и сама вязала половички из того, что было под рукой – вот из целлофана лежит... Умерла мама на 83-м году, под Новый год. Жаркий такой день был, всё таяло… Четыре месяца я неотрывно сидела с ней, ухаживала, а она, умирая, просила: «Положите со мной черемушку». Росла у нее в огороде крупная малина и черемуха…
Мама плакала только тогда, когда нечем было кормить деток, а на тяжелый труд и горькую свою судьбину не роптала - крепче раньше были люди, умели находить радость в мелочах – в цветущей черемухе, сытном пироге, теплом денечке… Вот и Зоя Терентьевна, перебирая бусины своей нелегкой жизни, не перестает благодарить Бога и накладывать на себя крестное знамение. В углу комнаты, на высоте хранятся иконы, молиться её учили мама и бабушка, с которой, ухватившись за её юбку, ходили в церковь. Это её первые воспоминания, потому что было Зойке тогда лет пять.
- Степан тоже был боговерный, но в Черногорске раньше храмов не было, поэтому мы ездили с ним в Абакан. Когда он заболел, я наняла машину, чтобы привезти к нам батюшку, тот Степана исповедовал, причастил, а я накрыла стол, пришли соседские старушки. Помню, как раз был пост, я испекла калачи, пирог с картошкой, всё постное, овощи со своего огорода, за что меня батюшка похвалил, порадовался, что такой богатый стол можно сделать, - вспоминает Зоя Терентьевна. – Степан всегда пост соблюдал, молочное не ел, я ему даже в шахту готовила специально всё постное.
Она и сейчас встает и ложится с молитвой и все дела, как и раньше, начинает со слов «Помоги, Господи!» и благодарит Всевышнего за то, что удалось всё вынести и прожить долгую жизнь: «Он полюбил меня – я полюбила его».
Анастасия ХОМА,
фото автора
«ЧР» № 36 от 19 мая 2020г.