Так уж случилось, что около пяти лет я не был в родном селе. И вот выйдя на льготную военную пенсию, еще не на разбитой «японке», преодолев около четырех тысяч километров, прикатил в родное село.
Когда-то казавшееся мне достаточно живописным, раздольным, с богатой природой, окружавшей село, на сей раз оно предстало взору обедневшим, многие дома вросли в землю, у других были заколочены окна, и они напоминали ослепших людей, прикрывших глаза черными стеклами очков.
Я остановился в родительском доме, в котором жила племянница с мужем и детьми.
Муж Нины, племянницы, Андрей - мужик крепкий, с небритой черной густой бородкой, к отцовскому дому пристроил две комнаты с кухней, сделал кочегарку, оборудовал дом ванной, туалетом, перекрыл кровлю металлочерепицей, бревенчатые стены дома обшил желтым сайдингом. Так что не узнал я отцовского дома, порадовался за новых хозяев.
Съездил на кладбище к могилам умерших родителей, а после праздничного обеда и долгой дороги отдыхал до утра.
Майским ранним утром проснулся от солнечных лучей, бивших сквозь штору в лицо, и мычания коров под крики пастуха, гнавшего стадо на пастбище.
- Что во сне видел в родительском доме? - спросила племянница, приглашая завтракать.
- Что-то видел, не помню. А кто у тебя соседи слева и справа?
- Да те же, твои одноклассники. Слева - Аленкин, справа - Бурлаков. Светать начало, как на Озерко укатили… От прежнего немного осталось. Вон, передают, Байкал и тот мелеет. А Озерку, наверно, больше двухсот лет. Никто не чистит, родники засорились, а Капитон Иванович совсем стар стал.
- О, он еще живой!?
- Живой, кажется, скоро 90.
Озерко находилось от деревни в полутора километрах, было расположено в лощине меж двух холмов. Один холм буйно зарос березняком, черемухой, бояркой, а другой покрылся только ковылем и сорной травой. Действительно, озеро обмелело, в южной и северной торцевых частях заросло камышом.
На берегу под раскидистой березой сидели два рыбака, лениво дергали удилища, поплевывали на наживку и вновь закидывали леску с крючками. Поплавки были изготовлены из гусиных перьев, когда оказывались в воде, быстро вставали вертикально, на кончики сразу же садились стрекозы.
- Здорово, рыбаки! - поприветствовал мужиков негромко.
Минуты две-три они всматривались в мое лицо, затем как по команде широко улыбнулись, вскочили с чурочек - седалищ, протянули мне руки и громко ответили:
- Здорово, капитан! Давненько тебя не видали, очень рады! Серега, сматывай удочки, все равно не клюет. Поехали домой, чайку с Лехой попьем! - сказал Бурлаков, крепко сбитый коренастый мужчина.
Сергей Аленкин, полноватый, ниже среднего роста, похожий на колобка мужичок смотал леску на деревянные удилища, сунул снасти в траву под березой и смешливо сказал:
- Ну вот, работник нежданно-негаданно к нам пожаловал.
Я непонимающе посмотрел на Аленкина, он же, улыбнувшись, сказал:
- Не трусь, разберемся.
Вернувшись в деревню, мы обосновались на веранде дома Николая Бурлакова. Вспомнили всех, с кем учились и кто учил. «Иных уж нет, а те далече», - припомнил я строки Пушкина.
- Жизнь как миг, не успеешь глазом моргнуть, как день пролетел. Давно ли мы в школе учились, а сейчас на подходе за школьный порог уже и внуки», - рассуждал Сергей Аленкин.
- Видимо, законы физики таковы. Чем старше, тем время летит быстрее, - хмуря брови, процедил Бурлаков.
- А что вы там про работу говорили? - спросил я, смеясь.
- Жили мы жили, не тужили, а теперь вода стала не копейку стоить, как раньше в колхозе было, а много рублей счетчик накручивает. Вот и решили мы с Серегой колодец перед огородом выкопать для полива летом, а то наши женщины, когда на водосчетчик смотрят, глаза закрывают, говорят, кроме картошки садить ничего не будут. Вот с Серегой и решили это водяное дело провернуть.
- Да я же в этом плане профан! Хотя много лет с морем был связан, толку-то? Да и вы сами, по-моему, тоже ноли без палочки в заковыристом вопросе.
- Верно, но мы - рабсила, а консультировать нас будет Капитон Иванович Николаев. Мы с ним с осени эту проблему обсуждали, - сказал Бурлаков. - Правда, он шибко старый, но голова что наша Госдума соображает. Живет он у внучки, завтра мы его привезем для повторной разведки. Материал для сруба и прочего у меня тоже с осени приготовлен. Бадья есть, веревки тоже, лопаты на мази. Помогут сын Колька, глухонемой Петруха Шабельник. Говорил с твоей племянницей, но Андрей на курсы в Красноярск уезжает.
Ранним утром за огородчиком для мелочи, в еще не засаженном картошкой большом огороде, семеня тонкими ножками, обутыми в валенки, подшитыми резиной, ходил старик с седой, клинышком, бородкой. Его сопровождал Бурлаков.
Аленкин, стоявший рядом со мной, потихоньку объяснял:
- Он с прошедшего лета смотрел: где, какая травка растет, вечером смотрел, где роится мошка, счас смотрит, где пар стелется. В руках у него прутики, как миноискатели. И он знает, где есть водоносный слой. Видишь, колышек забивает. Там и копать будем.
- Ну, кажись, не ошибся, есть водоносная жила. Можно приниматься за черновую работу, - сказал скрипучим голосом Капитон Иванович, подойдя к нам с Сергеем и садясь на широкую сосновую чурку.
- Ты где пропадал? Отца вроде хоронил, а мать нет, - обратился он ко мне, вытирая платочком ссохшиеся синие глазки. - Не в тюрьме ли отсиживался?
- Слава Богу, нет. Служба, Капитон Иванович. По морям ходил, рубежи наши охранял.
- А, ну это дело стоящее…
Хотел я сказать старику, что и он дал толчок своими «батиками» - долблеными из сутунка дерева лодчонками - выбору моей будущей профессии. Мальчишками мы летом пропадали на озере, плавали на его «батиках», представляя эти плавсредства военными кораблями или пиратскими корветами.
А вообще-то эти лодчонки предназначались рыбаками для проверки морд, вендеров, куда попадали хорошие и вкусные караси.
На том же озере Капитон Иванович огородил маленьким срубиком родничок, из которого всегда била чистейшая холодная вода.
С войны старшина Николаев вернулся кавалером двух орденов Красной звезды, медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За взятие Кенигсберга». Ему, как орденоносцу, предлагали должность бригадира полеводческой бригады, но он, сославшись на безграмотность, ушел в сосновый лес, где соорудил смолокурку. С березовых чурочек в большом котле гнал деготь, который использовали для смазки осей телег, а древесный уголь свозили в кузницу к моему дяде Косте, кузнецу.
- Капитон Иванович, а ты как живешь, как здоровье?
- Доживаю. Пережил Галю, жену, детей, сейчас у Аркашкиной дочери, внучки, обитаю. Ничего, терпят, да я их тоже терплю. Ну ладно, пусть везут меня домой, а завтра начнем.
И начали, не буду вдаваться в подробности копки, глухонемой Петр Шабельников готовил из осиновых сутунков колодезный сруб. Как сказал дед Капитон, осина меньше всего подвержена гниению. Мы копали, в деревянной бадье сыновья Бурлакова и Аленкина вытаскивали немного черной земли, а потом пошла сплошная глина. Мне казалось, что уже несколько тонн почвы подняли наверх. На третий день глина стала тяжелой и влажной, а после обеда Петруха нарастил сруб и наверх подняли первое ведро воды.
Капитон Иванович подул на светлую жидкость в ведре, отхлебнул и, улыбаясь беззубым ртом с оставшимися клыками, выдохнул из себя воздух и сказал:
- Хорошая водица, очень даже.
Мы все тоже, несмотря на некоторую непрозрачность, вкусили добытую влагу, ощутили на зубах холодную ломоту и мельчайший глиняный осадок, единодушно восхитились вкусовыми качествами подземной влаги.
А потом, как говорили мужики, пошла мелочная работа: установили колодезный ворот с цепью, сверху сруба положили плотную крышку, а над ней на столбах от дождя слепили шиферную крышу. Также из огородчика племянницы приперли деревянную вместительную колоду для воды.
Капитон Иванович ненавязчиво посоветовал Бурлакову позволить всем ближайшим соседям пользоваться водой из колодца, как это было в недавнее время.
Николай соорудил калитку с улицы, протоптал тропинку к колодцу, но пока желающих почти не было, видимо, многие уже отравлены рыночными отношениями, другие стеснялись.
А в субботу по деревенским законам колодец надо было обмыть.
Во главе стола сидел мастер. От водки он отказался, а пил чай из большой кружки, вскипяченный из колодезной воды:
- Дядя Капитон, а где ты научился колодезному ремеслу? - спросил Аленкин, блестя синими глазками.
- Пусть-ка Николай даст мне отцовскую гармошку с русским строем, я помню, его отец здорово на ней играл.
Полина Власьевна, теща Бурлакова, принесла из передней комнаты перламутровую гармонь, обтерла бархатной тряпочкой несуществующую пыль и подала Капитону Ивановичу. Тот пристроил ее на коленях худыми руками с синими реками вздувшихся вен, но играть пока не стал.
- Мы же сюда в коллективизацию приехали из Марийской АССР, жили там бедно-бедно, от колхоза сбежали, но и тут в колхоз-таки попали. А как колодцы копали, насмотрелся мальцом в Черемисии своей, там же Волга рядом, под землей воды много. Да, у нас во дворе колодец был тоже. Я любил в него смотреть, словно неведомая сила влекла. Бабушка меня ругала, говорила, что водяной утащит. Рассказывала, что цыганка родителям парнишки наворожила, что утонет он в колодце, так на замок створки закрывали, а он летним днем склонил головушку на крышку и помер.
- Значит, больной был! - грубо сказал Бурлаков. - Ты же что-то сыграть хотел…
Роспрягайте, хлопци, кони,
Та лягайте спочивать.
А я пиду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.., - пропел Капитон Иванович под залихватский аккомпанемент гармоники.
- Вот у меня как в песне и получилось. Помог я украинской дивчине воды с криницы набрать в отбитой деревне. Дня три мирно жили, в поход дальше готовились, а тут нас и прихватили бандеровцы. Меня потом в госпиталь забрали, а Галину я в Сибирь привез... Хватит, много и так разговорился. Пойду с Полиной погутарю.
Бурлаков взял гармонь, растянул меха, и полилась задорная, веселая плясовая, потом взял другой аккорд и пропел:
- Больша Иня - на равнине, Шошино - на берегу,
Разлюбезна Колмаково запряталась в логу.
Двести лет тому назад
Основали наши предки
сей уклад!
- Кстати, Аленкин, а ты знаешь, почему наше село Колмаково называется?
- Тут и к бабушке ходить не надо. Полдеревни Колмаковых было, вот и оформили.
- Что оформили так, значит был у них грамотный мужик, а первыми мы были, Бурлаки. Мне бабушка Ульяна говорила, что она «с пид Полтавы», а дед Андриян с Черниговщины. Когда на телегах лучшую землю здесь, в Сибири, искали, подъехали к нашему логу и увидели боярку. Бабы заголосили: «Паны, и здесь вишня растет!»
- А что, вишня у меня дома растет, - сказал появившийся Капитон Иванович.
- Это сейчас, а тогда и дички не было, - ответил Бурлаков.
- Ладно, спасибо за хлеб, соль, а мне надо на покой, - сказал старик. - доставьте меня к внучке. Только еще просьба, мужики. Говорите, Озерко обмелело. Я вам передам собственный план водоносных жил, поищите роднички.
Дня через три я уехал на Восток, на свое место жительства, перезванивался с племянницей. А осенью узнал, что не стало Капитона Ивановича, последнего ветерана войны в селе.
Где была смолокурка Капитона Ивановича, следов не осталось, но лесное угодье прозывают Капитоново. В этом месте иногда бывает богатый урожай рыжиков, и даже горожане, приезжающие на грибную охоту, говорят: поехали на Капитоново.
Колодец, в копке которого я тоже принимал участие, назвали Капитоновой криницей. Сельчане любят воду из этого колодца, бросают в корзинку, стоящую у колодца, кто рублик, кто побольше - на памятник скидываются.
Да, еще. Мои земляки Аленкин и Бурлаков восстановили родничок на Озерке. Летом обязательно съезжу на малую родину.
Я рад, что видел живого Капитона Ивановича Николаева. Места, названные его именем, дороже имен разных государственных деятелей. Так и хочется сказать: да святится имя простого российского человека.
Леонид РОМАШКО, «ЧР» № 28 от 14 апреля 2015г.