Наталья Машканцева, старший помощник прокурора Черногорска, советник юстиции (настоящий подполковник!), стала одной из четырёх прокуроров, поддерживающих обвинение по делу, которое было возбуждено после аварии с 75-ю жертвами на Саяно-Шушенской ГЭС. Известие об этом вызвало у неё шок. Муж, сам судья, знал - приказ нужно выполнять. Отец тоже отреагировал на новость спокойно: «Наташ, справишься!»
Она и вправду никого не подвела. Полтора года по три - четыре раза в неделю ездила в Саяногорск, за 150 км от Черногорска, на заседания суда. В какой-то момент судья перенесла время старта процессов на 9 утра, и тогда начинать день приходилось в 5.30, а домой мама двух детей приезжала, когда они смотрели «Спокойной ночи, малыши».
Теперь уже оглашён приговор, дело завершено. Как шёл процесс, какие детали врезались в память, почему непременно нужно было поставить точку до августа 2015-го - об этом разговор.
- В Хакасии, пожалуй, у каждого есть своя история о том, как он узнал о трагедии на ГЭС. Помню, пришла на работу рано, вдруг в девятом часу фыркнул компьютер, мигнула лампа.
- Страшное случилось в 8.13 утра 17 августа 2009-го. Я была в суде, готовилась к процессу. Смотрю - по внутренней сети кто-то задаёт вопрос: «Вы что-то знаете про СШ ГЭС?» В ответ написали: «Да, знаем, это самая мощная ГЭС в мире».
Потом, как снежный ком, стали копиться слухи - мол, что-то «там» произошло. На процесс, из-за которого мы собрались, не явился подсудимый. Дозвонились до него, а он в ответ: «Да вы что, ГЭС прорвало, уезжаю!»
Работу в этот день никто не отменял, но мысли разные были. Сами не паниковали, но паника роилась вокруг нас - люди скупали хлеб и спички, на заправках скопились очереди по сто машин, горы были усеяны палатками.
Помню, иду по городу, увижу лужу - в голову лезут мысли, что вода уже может быть близко. Слава Богу, обошлось.
- Для нас - да, а для кого-то тем ласковым августовским утром оборвалась жизнь. Прокуратура была подключена к делу, когда дошло до суда, это было…
- Спустя четыре года после трагедии, 15 июля 2013 года. Повсюду в СМИ твердили, что речь идёт о самой крупной аварии в мировой гидроэнергетике. Что были похожие инциденты на канадской, нурэкской станциях - там так же, как на Саяно-Шушенской, срывало крышки турбин. Но удавалось быстро реагировать, жертв не было.
А в нашем случае с бедой, от которой захлестнуло траурными процессиями маленький посёлок Черёмушки, сошлось сразу несколько обстоятельств.
Накануне ночью случился пожар на Братской ГЭС, и диспетчер из Кемерова, который следит за системой гидроэлектростанций Сибири, убрал с неё нагрузку. Чтобы обеспечить «братский куст» электроэнергией, дополнительно «нагрузили» СШ ГЭС - в общем-то, обычная практика при нештатных ситуациях. При этом приоритетным выступил тот самый второй гидроагрегат, который вскоре натворил бед. Как позже выяснилось, допускать этого было нельзя. Механизм издавна слыл проблемным, это подтверждается документами с 1979 года. И ведь вопрос о выводе этого гидроагрегата из системы мог быть решён на станции! Но это нужно было согласовывать с руководством, могли возникнуть вопросы, что же с ним делать дальше. А так - он привычно тянул да тянул свою лямку, с некоторыми остановками на профилактические ремонты. Уставал - останавливали, «подшаманивали», и снова - в работу.
Другое обстоятельство - 17 августа у директора СШГЭС Н.Неволько день рождения. К этому дню была приурочена экологическая экспедиция, на которую пригласили руководителей ОАО «РусГидро», много других высокопоставленных персон из Москвы. Утром они должны были запустить после ремонта шестой гидроагрегат.
Руководство первого эшелона Саяно-Шушенской отправилось в абаканский аэропорт встречать самолёт, но он задержался. Если бы крылатая машина приземлилась вовремя, они в момент аварии должны были находиться недалеко от машинного зала.
Третья деталь - происшествие «выбрало» такое время, когда в эпицентре скорой беды сосредоточились две смены (одна собиралась уходить после работы, другая - заступить на дежурство), к тому же уборщицы, как это обычно бывает перед ответственными событиями, старательно драили пол в машинном зале.
- Крышка второй турбины тем утром была сорвана, и многотонная махина начала крушить всё вокруг. Из-за чего это произошло, по мнению следствия, и как вы могли бы объяснить технические нюансы катастрофы?
- Вот это, кстати, было самое сложное - разобраться в технических тонкостях. С юридической точки зрения всё было понятно: нужно было подтвердить связь действий либо бездействий должностных лиц с последствиями. А вот техническая сторона вопроса… Однако, если на первых заседаниях обвиняемые иногда подхихикивали, когда мы не так произносили термины, путались в сокращённых названиях, то вскоре всё встало на свои места.
- Так вы же, прокурорские, «универсальные солдаты»! С особо сложными вопросами от читателей - куда, как не к вам? По любой теме... Вернёмся к технической стороне дела?
- В машинном зале установлены десять гидроагрегатов, которые вращаются силой воды и, собственно, вырабатывают электроэнергию. Сопротивление очень сильное, из-за этого узлы и механизмы приходят в негодность, изнашиваются, а значит, за ними нужен постоянный круглосуточный контроль.
Крышка турбины держится на 80-ти болтах, так вот они на втором агрегате, по заключению экспертизы, были перетянуты. Следствие установило, что почти все болты сломались, крышку будто срубило. Дело в том, что турбину, по показаниям специалистов, «мучила» вибрация. Чтобы её устранить, болты подтягивали и даже подваривали. При этом, как поясняли эксперты, металл удлиннялся, становился хрупким. В нашем случае степень износа, коррозия были недопустимыми. Когда крышку сорвало, гидроагрегат не просто выхлестнуло водой, он, вырвавшись на волю, вращался, крушил, корёжил всё вокруг. Вылился мазут, другие технические составы, многие из выживших получили отравления.
Выяснилось, что при ремонтах агрегата не меняли шпильки, на которых-то всё и крепится. И хоть адвокаты проводили мысль, мол, причина, по которой всё произошло, не выяснена, я могу сказать, что причина аварии, однозначно, установлена - беда случилась из-за усталостного разрушения шпилек крепления крышки турбины к статору, что привело к отрыву крышки турбины.
- Какие проводились экспертизы?
- Чтобы проверить состояние шпилек, заказывали химические, металловедческие экспертизы, устанавливали степень износа, разрушения - обращались к томским специалистам. Проводили даже геофизическую экспертизу, поскольку примерно в это же время в Туве было землетрясение, и подсудимые утверждали, что оно могло спровоцировать движение в районе плотины и, как следствие, разрушение шпилек. По этой теме был допрошен профессор Сибирской академии наук, мнение которого было однозначным: на самой станции, на гребне плотины установлены сейсмические датчики, они не зафиксировали толчков, которые могли бы спровоцировать трагедию.
- К слову, о допрошенных. Кого привлекали к процессу?
- Пострадавших, родственников погибших, а также, для установления истины, учёных, технических специалистов мощнейшего уровня, гендиректора и главного конструктора питерского механического завода «Силовые машины» - представителей предприятия, на котором турбины были сделаны и производятся по сей день. К слову, высокой степени интеллигентности, образованности люди. Не задавались, а спокойно, обстоятельно объясняли суть дела, отвечали на вопросы чётко, доказательно.
- Какой была их роль в процессе? За или против чего выступали?
- Обвиняемые проводили такую тему - мол, мы-то эксплуатировали оборудование правильно, просто нам его установили негодное. После таких нападок главный конструктор «Силовых машин» произнёс фразу: «Будут продолжаться нападки - скажу больше, чем хотел».
После этого все мгновенно успокоились.
Любопытная деталь: питерцы на тему вибрации как к серьёзному авторитету обращались исключительно к одному из специалистов станции, из их диалогов становилось понятно, что человек, который не всегда заботился о собственной внешности, как профи, может, достиг уровня нобелевских лауреатов.
- Так в чём же, по вашему, соль проблемы? О чём говорят или даже кричат тома уголовного дела?
- Они кричат о том, что на предприятии, видимо, как-то расслабились, привыкли, что оборудование работает будто само по себе, без особых вмешательств, проводили лишь плановые ремонты. Вместе с тем, не было особого внимания к технике, не внедрялись новые технологии для того, чтобы предотвратить, предупредить беду. А главное - не было внимательного отношения к каждому работнику, существовал колоссальный разрыв в оплате труда руководства и всех остальных.
Простые люди, которых мы допрашивали, говорили, что в последнее время было довольно туго с финансированием. Мол, если прежде приобретались новые инструменты, то со временем они износились, если что-то было надо - приходилось как-то выкручиваться самим. А из плохого, как известно, хорошее слепить невозможно!
Нижестоящий персонал обижался, что на предприятии есть «высшая каста», у которой деньги, власть. Есть прослойка мастеров, руководителей цехов, которые очень хотят удержаться на своих местах, поэтому не доносят до начальства негодование «низов». Они опасались: не ровен час - уволят, где потом искать работу?
И, как выяснилось, буквально в воздухе витала тревога. К примеру, родственники погибших рассказывали, что у некоторых работников станции были завещания, они время от времени делали наказы родным, делились опасениями, мол, на ГЭС что-то может произойти.
На самом деле станция - это не только директор и заместитель. Здесь каждый, от уборщицы и слесаря, должны быть на своём месте и ощущать собственную значимость, ценность. А когда люди остаются наедине со своими проблемами и уверены, что нет возможности высказаться, достучаться «до небес», это начало беды.
Родственники погибших уборщиц рассказывали, что те делились: мол, в машинном отделении невозможно было пол помыть, особенно рядом со вторым агрегатом - вода из вёдер расплёскивалась. Красить было трудно - краска выбегала из банок. К слову, одна из уборщиц, молоденькая девушка на пятом месяце беременности, незадолго до трагедии ушла из больницы, устроилась на ГЭС, чтобы декретные были больше. Родные убиваются по ней до сих пор.
А один из выживших в кошмаре, шесть часов находившийся в воде молодой мужчина лет сорока, едва его начинали допрашивать, не мог ничего сказать. Выходил, ему давали воды, входил вновь - и опять не в силах был собраться, хоть испытывал неудобство перед нами.
А мы слушали, стремились сохранить хладнокровие, и хоть нельзя-я-я, а у меня текли и текли слёзы. Не отпускало и дома.
- Процесс вышел сложным, затянутым, люди возмущались - что ж такое, когда будет результат, приговор?
- Секрет в том, что по уголовным делам по преступлениям средней тяжести срок давности привлечения к уголовной ответственности - 6 лет. Именно этой даты ждали подсудимые, чтобы избежать реальных сроков наказания, этой же даты дожидались и потерпевшие, чтобы до неё поставить точку в этом деле, чтобы были наказаны виновные.
- Вот уж где адвокаты расстарались!
- Уловок было много. Придумывалась масса причин для неявки, подсудимые меняли адвокатов, новенькие брали тайм-аут для изучения материалов громадного по объёму дела. Приходилось на ходу, не заглядывая в книжки, не имея времени на обдумывание, реагировать, отвечать, спорить, настаивать на своём. К примеру, мы ввели назначенных адвокатов, реагировали на другие уловки.
Причём, со стороны подсудимых каких-то действий, которые шли бы в разрез с судом, не было. Они, видимо, избрали тактику защиты, предполагающую оборону по-мужски. Защищали себя, как могли, по-человечески. Адвокаты же пытались химичить.
- Как удалось завершить дело до истечения срока давности? Уловок не хватило-таки?
- Они стали повторяться, мы научились адекватно реагировать на различные ухищрения. Дело тронулось, когда двоих подсудимых взяли под стражу - они нарушили подписку о невыезде.
Четверо оставшихся на свободе ощущали, что и их статус может поменяться, да и друзей было жалко.
- В течение долгого утомительного процесса, наверное, зал постепенно пустел?
- Да, это так, но осталось с десяток самых упорных, которые не пропустили ни одного заседания, приезжали из Черёмушек в любую погоду. Так вот, когда знаешь, что за твоей спиной - дедушка, который приезжает, чтобы добиться справедливости в память о своём сыне, это двигает, даёт силы.
Замечу: наша прокурорская четвёрка (руководитель группы - начальник отдела по обеспечению и поддержанию обвинений по уголовным делам прокуратуры РХ С.О.Кисуркина, прокурор этого отдела Е.В.Глущиков, зам.прокурора Саяногорска Е.В.Мякишев) присутствовала на всех судебных заседаниях, невзирая на какие-то обстоятельства, болезни. Мы общались с родственниками потерпевших, отвечали на вопросы, старались быть полезными.
Потерпевшие, похоронившие родных, которые просто ушли на работу, нашли в нас опору, а мы смотрели на них и понимали, что предать этих людей никак не можем. Что необходимо доказать - не всё в стране делается за деньги, справедливость существует.
- Их жалко, но сочувствие, наверное, возникало и к обвиняемым?
- Конечно - стокгольмский синдром! Это когда заложники после того, как их выпустили на свободу, прониклись к похитителю тёплыми чувствами, а одна из них стала его женой.
Мы полтора года общались тесным кругом, я с большим уважением относилась к каждому из обвиняемых. Это производственники с большим жизненным багажом, сами по себе очень интересные. Как людей - да, их жалко. Но как профессионал, я вижу, что они виновны, и должна добиться, чтобы были наказаны.
- Налицо - эмоциональное выгорание? Или этот отрезок жизни расценивается как что-то другое?
- Получен невероятный опыт. К каждому процессу нужно было готовиться, не расслабляться ни на секунду, мгновенно отвечать, если возникала необходимость - бросаться в атаку. Домой приходила - не могла вспомнить, где ложка лежит…
- И вот приговор.
- Судья читала его три дня, все, как положено, стояли навытяжку. Ключевую часть она начала с человека, освобождённого по амнистии. Другого осудили условно, остальные четверо вроде расслабились, но после прозвучали фамилии тех, кто отправится в тюрьму. Главный инженер станции, услышав свою фамилию, начал снимать с себя часы, цепочку, вытащил из кармана телефон…
- Какие конкретно наказания определил Саяногорский городской суд?
- Директору СШГЭС назначено наказание в виде 6 лет лишения свободы в исправительной колонии общего режима. На такой же срок осуждён гл. инженер станции. Заместитель главного инженера по технической части получил 5 лет 9 месяцев лишения свободы. Заместителю гл. инженера по эксплуатации назначено наказание в виде 5 лет 6 месяцев.
Начальник Службы мониторинга осуждён на 4 года 6 месяцев условно, с лишением права заниматься руководящей и управленческой деятельностью в области гидроэнергетики на 3 года. Начальнику лаборатории технической диагностики назначено наказание в виде 4 лет 6 месяцев лишения свободы, но в силу возраста от наказания он был освобождён.
Ведущий инженер участка мониторинга оборудования осуждён условно.
Не согласившись с приговором, осужденные и их защитники обратились в Верховный суд с апелляционными жалобами, приговор был изменен лишь в части применения постановления Госдумы об амнистии в связи с 70-летием Победы в отношении двух условно осуждённых.
Основной вывод приговора остался в силе - все осужденные по указанному делу виновны в нарушении правил безопасности «при ведении иных работ», в результате чего погибли 75 ни в чем неповинных людей.
- Пока шёл процесс, ГЭС активно восстанавливали. Какая она теперь?
- Если раньше на затопляемых отметках размещались производственные помещения, мастерские, теперь всё это - в относительно безопасных местах. В машинном зале - только те, кому необходимо исполнять производственные обязанности.
Сделано аварийное освещение. Есть электронный ключ управления центральным пультом, он у дежурного. Почему пришлось героически бежать на гребень плотины, чтобы перекрыть вручную сброс воды? Не было возможности перекрыть воду по-другому, а теперь, с помощью электронного ключа - есть. Кстати, Эльдар Багаутдинов в день трагедии вручную перекрыл сброс воды не один, с товарищами. Я позже поняла, почему его наградили за отважный поступок - как человека большой души. Он единственный встал на процессе и сказал: «Люди, я перед вами лично не виноват, но не могу жить с тем, что я их всех не спас». Обвиняемые пытались произнести что-то подобное, но как-то очень поздно.
- Наталья, отец, ободрив вас в начале непростого пути, всё это время был рядом?
- Да, именно так. Но на днях его не стало. Знаете, он ведь ни один сюжет о процессе не пропустил, переживал. Повторы программ пересматривал, ругался, почему меня «мало показали». Из простых хуторских мальчишек, обычной шоферской судьбы, он говорил, как важно, что вот такое государственное дело - и там его дочь. Всё, что я делала, - это для людей, осиротевших без близких, любимых, родных. И для него - папы.
Марина КРЕМЛЯКОВА, фото автора, «ЧР» № 73 от 17 сентября 2015г.