Афганистан, как это было…

Дата публикации: 17.02.2014 - 06:14
Автор:
Просмотров - 926

alt

15 февраля Россия  отмечает 25-ю годовщину с момента вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана. Через ту войну прошло более трех миллионов советских военнослужащих – и кадровых, и срочной службы. С участником этого военного конфликта, как еще нередко называют войну в Афганистане, офицером Советской Армии Сергеем Мачикиным наш сегодняшний разговор. Стоит отметить, что Сергей Николаевич награжден орденом Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» третьей степени и медалью «За боевые заслуги».

- Сергей Николаевич, когда началась ваша служба в Афганистане?

- В Демократическую республику Афганистан я попал в сентябре 1987 года и служил там вплоть до вывода войск в феврале 1989-го. Было мне тогда всего 24 года,  в звании старшего лейтенанта принял командование. Служил в отдельном ремонтно-восстановительном батальоне 59-й бригады материального обеспечения. Мы располагались в районе населенного пункта Пули-Хумри, по сути, это как раз середина пути от Хайратона до Кабула. Основной задачей нашей бригады была поставка боеприпасов войскам, топлива. По преимуществу мы работали на 40-ю армию.

- Я понимаю, что служить приходилось в сложных условиях. Во-первых, это гористая местность, значит большой перепад температур, во-вторых, неизбежная опасность попасть под обстрел моджахедов. В реальности насколько часто приходилось сталкиваться с нападениями? И насколько хорошо были защищены ваши машины?

- Да никак они не были защищены, ездили мы на обычных КамАЗах и «Уралах». Вся защита – бронежилет на дверцу и все дела. Машин с усиленной защитой у нас было всего несколько штук, так что ездили на простых, как в Союзе. А сложности… Конечно, было нелегко. Ну представьте, жара плюс 50 градусов, а в кабине и все 60 стоят, а ты в обмундировании, бронежилете, каске, вокруг все пылью засыпано, кондиционеров-то тогда не было, по крайней мере, в наших автомобилях. Зато ночью температура опускалась до плюс 15, и даже в бушлате холодно. Но ко всему привыкаешь.

Что касается обстрелов – всякое было. В 1988 году часто на Хост ходили, там стреляли постоянно. Все было - и подрывы, и обстрелы, и мины на дорогах. К концу войны мы стали устанавливать на свои «Уралы» спаренные зенитные установки, хоть такое вооружение было, можно  отстреливаться.

- А ваш батальон чем занимался? Сопровождение колонн или ремонт автомобилей?

- И тем, и другим. Сопровождали колонны, эвакуировали поврежденную технику в расположение батальона, где восстанавливали  ее. Понятно, что капитальные ремонты мы не совершали, просто меняли блоки и агрегаты, вышедшие из строя, – двигатели, мосты, коробки передач. Эвакуация, надо сказать, зачастую была весьма опасным делом. В отличие от колонн наша машина шла без сопровождения, а боевики-то не дремали. Поэтому приходилось то к колоннам прибиваться, то еще как-то стараться не нарваться на обстрел. Идти одному через зеленку  страшно, выстрела можно было ожидать с любой стороны. Но что делать – жизнь есть жизнь.

Тяжело было, когда в колонне мина срабатывала не под первой машиной, а в середине. Ведь тогда одна  часть оставалась беззащитной, назад не развернешься, дороги-то узкие, горные! А вперед тоже не проехать - подорванный грузовик заблокировал. В таких случаях  надо было на максимальной скорости сталкивать машину с дороги, чтобы не стоять мишенями. 

- Я как-то читала, что на вооружении моджахедов даже «Стингеры» были. («Стингер» - переносной зенитный ракетный комплекс, «подарки» боевикам от США, - прим.автора) Вам приходилось встречаться с таким?

- И «Стингеры» были, и радиоуправляемые фугасы, и мины-ловушки хитрые. Не надо думать, что боевики сражались из стареньких винтовок - вооружение у них было отличное. Под конец войны особенно.

- Есть все же разница, служить рядовым или офицером? Первый все же только за себя отвечает, а вам приходилось нести ответственность за парней. Как удавалось  привить им элементарные навыки уважения к разумной осторожности?

- В том-то и дело, что после учебок они приходили необстрелянные совершенно, не понимающие элементарных правил. Но все  продолжалось до первой  крови, а до этого мало кто слушал – идет обстрел, а он голову высовывает, интересно ему посмотреть! А как увидит смерть или раненого, сразу начинает задумываться. Сложности с новобранцами были в первые два-три месяца, затем уже шла нормальная служба. Конечно, мы старались сделать все, чтобы парни вернулись домой к матерям живыми и здоровыми. Но в первые недели их службы до смешного доходило: идет обстрел, а молодой стоит, в укрытие и не думает бежать. Командир бросается, с ног сбивает, собой прикрывает, чтоб шальной пулей не задело, а парень потом с хохотом друзьям рассказывает, мол, какой лейтенант глупый, сам без «броника» бросился меня прикрывать, хотя я-то в бронежилете. Однако, повторю, вся глупость – до первой крови, затем уже начинают думать.

- Вот в американской армии после вьетнамской войны, других вооруженных столкновений на территориях чужих стран, где солдаты участвовали, затем военных направляли на курсы реабилитации, а для наших солдат что-то подобное было? И вообще, нужны ли такие курсы?

- Да у нас же несколько лет вообще не говорили, что идет война в Афганистане. Пока в 1983 году не вышло совершенно секретное постановление о том, что наша армия ведет боевые действия на территории ДРА, тогда немного начали говорить об этом. Когда же войска вывели, то и вовсе началось «выдавливание» боевых офицеров, прошедших войну, из армии. Мне, к примеру, по возвращении предложили должность командира взвода. То есть в Афганистане я занимал должность начальника штаба батальона, а в Союзе решили так понизить. И я ушел в местные органы военного управления, потому что возвращаться на должность комвзвода мне было неинтересно.

Правда, в конце 80-х нас хотя бы уважали, говорили о том, что мы выполняем интернациональный долг, служим стране. С перестройкой же и развалом Союза вовсе начались чуть ли не гонения на «афганцев». Мол, мы вас туда не посылали, и вообще, ваши проблемы нас не касаются. Конечно, все это было очень неприятно.

- В 80-е, я знаю, часто в школах устраивали встречи с «афганцами», беседы, уроки патриотического воспитания. А сейчас такие события происходят?

- Мы  часто общаемся со школьниками, студентами. Другое дело, что история мало кому интересна. Молодежь не знает и не хочет знать о тех событиях. Впрочем, бывают и исключения.

- Не могу не спросить, а как ваша семья относилась к службе? Вы уже были женаты к тому времени?

- Да, жена была. Ну как относились – с пониманием, я же военный и обязан выполнять приказ. Были, конечно, досадные моменты. Дочка родилась, когда я служил в ДРА. Потом приехал, а ребенок меня не узнает, мол, что за дядя. Ей говорят: «Это папа». А  она не верит, ведь папа служит. Но ничего, все пережили.

Сейчас я заместитель председателя Черногорского отделения Всероссийской общественной организации ветеранов «Боевое братство». Проводим работу по патриотическому воспитанию, поддерживаем тех, кто прошел Афганистан, организуем разные мероприятия. Не хочу вдаваться в рассуждения – нужная это война была или нет. Мы, офицеры,  честно выполняли приказ, но, уверен, что забывать о тех событиях нельзя. Надо знать историю, помнить о тех, кто прошел войну, с честью выполнил интернациональный долг. Ведь если на то пошло, местные жители к нам тоже по-разному относились. Да, были те, кто поддерживал моджахедов, но были и те, кто благодарил нас за помощь. Ведь мы снабжали местное население всем - продуктами, одеждой, медикаментами. Строили школы и больницы, все это было.

Беседовала Валентина СОСНОВСКАЯ, «ЧР» №18 от 15 февраля 2014 г.

фото из архива председателя Черногорского отделения ВООВ «Боевое братство» Анатолия Кондрашова

Новости по теме: